Борис Юлегин - Нить Ариадны… Каникулы во Франции

Не менее важны для стабильности деревенской жизни во Франции мухи, а точнее, их отсутствие.

Залетевшее в дом насекомое, вызывает форменный переполох и коренным образом влияет на устойчивость быта. Охота на муху становится главным стимулом жизни. И все из-за того, что это невинное создание может где-то оставить свои следы. Французские мухи не ровня нашим. Наши наглее и хитрее. И сразу оживают при плюсовой температуре. Здесь же, в начале января, при температуре на солнце под тридцать градусов, так ни одна и не проснулась.

Да что там мухи! Даже пыли нет. Ей просто неоткуда взяться. Там где нет асфальта — газон или поле. Нет ни кусочка земли, который мог бы стать источником пыли. От того и воздух неправдоподобно чист. И в доме пыли не бывает. Прямо как в операционной.

— Мишель, вот у вас все на электричестве, а вдруг свет отключат? Как тогда?

— ?

— Ну, бывает же, что свет вдруг отключается?

— А зачем ему отключаться?

— Аварии всякие, мало ли что?

— Нет, свет не отключается. Не бывает такого.

— Неужели за пятнадцать лет, как ты дом построил, ни разу электричество не отключалось?

— Ни разу. Это же неудобно.

Две недели сидеть за накрытым столом, да ездить по экскурсиям надоест любому. Чтобы разбавить реальной жизнью эту атмосферу праздности гостеприимные хозяева придумали для нас развлечение — трудовые будни. Точнее, — один настоящий рабочий день во французской деревне.

Так, пятого января мы отправились на чистку лука. Владелец хозяйства, высокий, поджарый седовласый француз, по имени Серж, встретил нас, как самых дорогих гостей. Казалось, именно нас он и ждал все предыдущие пятьдесят лет жизни. Но работа есть работа. Каждому — рабочее место, точнее стул около емкости с репчатым луком. И инструмент — секатор, за остротой лезвий которого поручено следить отцу хозяина. Язык не повернется назвать его дедом. Нет, полный энергии, шустрый восьмидесятилетний мужичок, который своим главным делом — точить секаторы, занимался в перерывах между чисткой лука.

Лук, надо сказать, не простой. А золотистый. Триста лет понадобилось, чтобы вывести именно этот сорт.

Совершенно не горький. Очень сочный и почти сладкий. Золотистого окраса, не очень крупный, но и не маленький, правильной круглой формы. Все, что отличалось от стандарта, нещадно отбраковывалось.

Например, белая луковица, независимо от размера и правильности форм. Или двойная, или вытянутая в длину. Или меньше четырех сантиметров в диаметре. Все это — или в отходы, или для себя. Но ни в коем случае, не для продажи, чтобы не компрометировать сорт и хозяина.

Смысл нашей работы заключался не только в сортировке по размерам и качеству, но и в обрезке. Корешки — под самую луковицу, но, не задев ее. И верхний стебель, в полутора сантиметрах от луковицы. За каждый килограмм очищенного лука, а в пластиковый ящик помещается десять килограммов, положено пятнадцать евроцентов. То есть, за ящик — полтора евро. Обычная норма — сорок ящиков, хотя нормы, как таковой, нет.

Каждый делает столько, сколько хочет и может. Шестьдесят евро в день — это без особого напряжения. Если поставить перед собой серьезные цели, как наш Стаханов, то можно заработать и сто. Все условия для этого есть: тепло, светло, доброжелательная атмосфера. Мы до нормы не добрали, но по тридцать-сорок евро заработал каждый. Даже Настя, раньше не замеченная в трудовой самоотверженности, показала русскую доблесть и сноровку. Не добрали до нормы не по своей вине, а по причине затянувшегося обеда.

Помимо оплаты за труд, хозяин добровольно взял на себя обязанность накормить работников полноценным обедом. К тому же появление русских само по себе для крестьянина французской глубинки — праздник, равных которому нет. Так что обед оказался таким праздничным, что праздничнее и не бывает. Десять литров добротного красного вина, пицца, домашние пироги от хозяев, привезенная нами икра и красная рыба. Не удивительно, что обед растянулся на три часа. Впрочем, похоже, что к такому повороту событий все были готовы.

Потом Серж показал нам свой дом и дом своих родителей, из которого, как выяснилось, можно выйти прямо в наш цех. Вообще, для француза нет ничего ценнее, чем выраженная гостем похвала его жилищу. Для нас это не составило труда, поскольку восхищение разумностью, элегантностью и шармом французского дома было совершенно искренним.

— Серж, а что это за окошко такое в стене, как картина?