Анатолий Постолов - Речитатив

– Ерунда, сполосни лицо, подрумянься чуток – и с тебя довольно – ты же у нас круглый год цветешь.

– Ах, Ирена, ты ему проболталась, что я здесь, да?

– Клянусь, – начала говорить Ирена, кладя руку на грудь, но Виола уже выскочила из комнаты в ванную, прижимая ладони к щекам, слегка разглаживая морщинки под глазами и чувствуя при этом странное щекочущее волнение, будто перед выходом на сцену, где ей, как Нине Заречной, предстоит дебют, который принесет успех или неудачу. Дебют, от которого зависит все ее будущее.

Варшавский прошел по присыпанной гравием дорожке к дуплексу Ирены и нажал на кнопку звонка. Звонок сыграл заунывную фугу и, пока вздыхала и опадала звуковая волна, он равнодушно огляделся. Приземистая пальма, опоясанная шишковидным наростом, выглядывала из-за соседнего забора, фамильярно приветствуя гостя растопыренными листьями; справа от крыльца журчал миниатюрный фонтанчик, увенчанный ангелом с надломанным крылом. Взгляд, брошенный Варшавским в сторону тусклого лос-анджелесского неба, тоже не отметил ничего интересного – среди двух-трех неярких звездочек абсолютно не просматривался Меркурий, любимая планета ясновидцев и магов. И только луна, скрытая за вершинами гор, подсвечивала небосклон зыбким ореолом.

Между тем, за стеной дома в этот момент происходило нечто не вполне обычное. Хозяйка дома, услышав звонок, бросилась к двери, но по дороге остановилась и мельком посмотрела в зеркало. В глазах у нее прыгали бесенята, а юбка, краем которой она прикоснулась к овальному столику перед зеркалом, издала сухой, похожий на шипение треск статического разряда. Ирена вскрикнула и, поправляя прическу, понеслась к прихожей.

Полнейшая метаморфоза произошла с Сашкой. Взяв на себя руководящую должность мажордома, он непременно встречал гостей, достойно сидя на ковре посреди комнаты и разглядывал каждого входящего в упор, словно проверял на вшивость. Даже грузчики, люди грубые, занося вещи в дом по обыкновению задом, тем не менее, умудрялись учтиво обходить Сашку стороной; этих, а также пахнущих трубами водопроводчиков и прочий мастеровой люд Сашка провожал презрительным полуповоротом головы. Амплуа всеобщего любимца полностью лишило его иммунитета перед таким малоизученным явлением, как дьявольщина в облике господина приятной наружности, с безукоризненно сопряженными чакрами и просверливающим стены третьим глазом. Услышав звонок и мгновенно учуяв опасность, исходившую от пришельца, Сашка со всех ног бросился в самый дальний угол комнаты, где стояла кушетка с гнутыми ножками и свисающей бахромой шелкового покрывала; там он и затаился в самой глубине, превратившись в серый неодушевленный предмет.

Виола в этот момент сидела на краешке кровати и читала «Дары волхвов». Перед приходом Варшавского ей захотелось отвлечься от мыслей о предстоящем разговоре, и, открыв наугад томик О\'Генри, она с неожиданной легкостью растворилась в неоновых огнях Большого Яблока, ощутила его покалывающие хвойные запахи и сумеречную палитру мокрых мостовых, подкрашенных хрупкими мазками мандариновых корочек и пастозным бурлеском пунцовых листьев пуансетии. Забыв обо всем, она сама окунулась в это чуть слащавое от блеска витрин море Сочельника, в волнах которого кружились судьбы двух молодых людей, готовых пожертвовать очень многим, но любой ценой раздобыть друг для друга рождественские подарки. И читая о том, как героиня рассказа решила остричь свои прекрасные волосы, чтобы продать их и на несколько вырученных долларов купить наручные часы любимому мужу, она вдруг почувствовала, как в носу защекотало и на глазах выступили слезы. «Я превращаюсь в какую-то сентиментальную дуру», – подумала Виола…

В этот момент Варшавский постучал в дверь.

– Вы поступили совершенно неразумно, по-детски, – произнес он, выслушав несколько сбивчивый рассказ Виолы, состоящий из недомолвок, повторов и не по-женски расточительных пауз, в которых плавала сумятица переполнявших ее чувств.

– Я ваш друг. И если что-либо случается, я тот самый человек, которому можно довериться. О том, что вы потеряли работу, я почему-то узнаю от Ирены. А ваша размолвка с Юлианом… Я догадываюсь, что подноготная этого дела слишком щекотлива, чтобы делиться со мной подробностями. Я это понимаю. Ни на чем не настаиваю. Но, насколько помню, вел я себя самым подобающим образом, и если у Юлиана взыграла ревность, то ему, как психотерапевту, лучше самому разобраться в ее мотивах и немножко поработать над самим собой…