Николай Крыщук - Кругами рая

– Ты так думаешь?

– А сейчас мне надо ехать.

– Куда? Ты оставишь меня здесь одну?

– Мне действительно надо. Прости. Завтра я приеду за тобой в милицию и мы отправимся домой вместе.

– Господи! – запричитала Евдокия Анисимовна. – Опять тайны! Как я устала от этих тайн!

В КОТОРОЙ ВСЕ КОНЦЫ НАКОНЕЦ СХОДЯТСЯ, НО НЕ ВСЕ УЗЛЫ РАЗВЯЗЫВАЮТСЯ

Алексей потерял счет дням, и слово «воскресенье» вернуло ему память. Впрочем, не всю: о том, что именно сейчас гарем Алика, приглашенный им на судаков, собирается у пустого дома, не вспомнил он и теперь.

В ту секунду, когда Алексей понял, что Анисьич приходится ему дядей, в нем вспыхнула догадка, что Ксюша – его, Алексея, дочь. Когда же мать сказала «воскресенье», перед ним встало все: ночная попытка Ксюши его напугать, возникшее уже в доме желание рассказать ей о себе, их хозяйничанье у печи, дождь зеленых яблок, сговор путешествовать ночью с самоваром, шоколадка, скандал и знаки, которыми они в это время обменялись. Сейчас он уже не сомневался, что едет к дочери, которая его ждет, и любит, и нуждается в его защите.

Чувства эти не с чем было сравнить. К другим, к маме в детстве, к отцу, к Тане его тянуло, иногда выкручивая все внутри, до обморока, а тут он сам был тягой. Расстояние от испуга, когда он впервые увидел лицо девочки без мимики, до этого превращения было космическим. При чем тут Корчак? Какое у его ребенка могло быть право на смерть? Марина в своем презрении к нему была прекрасна.

Тропинку к даче он нашел легко. Еще издалека удивился, что в окнах нет света. Впрочем, что ж такого? Пошли прогуляться. Поздно, правда. И, по словам Ксюши, в это время Марина должна уже быть в городе. Значит, Ксюша дома и, великая обманщица, выключила свет, чтобы все подумали, что она спит. А сама, наверное, подкарауливает его где-нибудь в кустах. Ну конечно!

У них же тайное свидание.

Дверь, однако, была заперта не на внутреннюю защелку, а наружным ключом. Алексей поворошил ветки кустов, обошел дом, несколько раз тихо окликнул Ксюшу. На скамейке валялись Ксюшины джинсы и носочки с любимой блохой, успевшие вымокнуть от росы. Остальное белье висело на веревках. «Они уехали. И, вероятно, очень торопились», – понял Гринин и медленно пошел к дороге.

Прогуливающаяся под руку чета Рудницких заметила его издалека.

– Они уехали, – сказала балерина. – У Марины умерла мама.

– Ксюша так плакала! – просвиристел Николай Федорович. – Вы знаете, мы ей очень симпатизируем. Она начала писать записку, но не успела. Мариночка нервничала. Записка так и осталась на столе. Мы ее с Наташей сохранили.

– Что было в записке? – поспешно спросил Алексей.

– Ксюша успела только написать: «Дорогая бабушка! Мы все очень виноваты перед тобой…». И всё. Она думала положить записку в гроб.

– Хорошей прогулки и спокойной ночи, – сказал Алексей, почувствовав досаду.

– И вам всего доброго. Держитесь, дорогой, – пробасила ему в спину Наталья Сергеевна.

Ах, какой дурак! Ведь он был уверен, что Ксюша оставляла записку для него. Даже узнав о случившемся, Алексей по инерции продолжал чувствовать себя в центре ситуации и был почти уязвлен. Как будто перспектива плыть с ним за садовым столом по туману и гудеть вместо парохода была хоть в какой-то мере сопоставима со смертью любимой бабушки. Жизнь, в который раз за последние дни, предложила ему подвинуться.

Сзади кто-то шел торопливым шагом. Алексей обернулся. К нему в белой рубашке спешил парень с рыбной базы. Загар его даже в сумраке вызывал зависть.

– Рудницкие сказали мне, что вы здесь. Что ж не заходите?

– Простите, – сказал Алексей, – я забыл, как…

– Как меня зовут. Это дело поправимое. Ночью, одни, на дороге… По имени-отчеству будет смешно. Алик!

Он протянул руку.

– Так вот откуда это… – начал было Алексей, но Алик его прервал:

– Я в курсе вашей беды. Тем более надо к людям. К тому же ведь вы все это и затеяли.

– Простите. Это был какой-то пароксизм, – сказал Алексей. – С утра уже начал наносить вред здоровью. А тут эти бесконечные звонки…

– Понимаю. Меня они тоже достают.

– Так, значит, праздник все же будет?

– Он уже вовсю идет.

– И гости не удивлены?

– У нас уникально похожи голоса. Все были уверены, что я вернулся из Штатов. Усмешки только по поводу слова «малыш». Не моя манера.