Михаил Веллер - Гонец из Пизы, или Ноль часов

— Им только силу показать надо! — убеждал Алексей, и неясно было, кому надо показать силу — угнетенным рыночным торговцам или их угнетателям.— Вы поближе подойдите, человек десять-пятнадцать если высадить с оружием — мы на лодках отвезем, и через час доставим обратно. Вам даже вмешиваться не надо — мы сами разберемся, вы только рядом постойте.

— А сколько их? — неохотно спросил Шурка.

— Да сколько их вообще может быть? Человек десять, ну двадцать. А вас тут сколько? Да не станут они с вами связываться, они вас боятся, наслышаны уже. Бандит — он всегда знает, что настоящая власть рано или поздно придет, вот этой настоящей он и боится.

— Я-то не против… но на такие вещи нужен приказ командира,— Шурка оглянулся в поисках поддержки на Ольховского, решительно желая сложить с себя всякую ответственность и вообще не ввязываться в это тухловатое дело.

Стоявший поодаль Ольховский демонстративно отвернулся, продолжая беседовать вполголоса о чем-то с Колчаком.

— Осложнения и остановки нам на хрен не нужны,— говорил он.

— Согласен.

— Но есть один момент.

— Какой?

— Во-первых, нам нужна слаженность десантной команды. Чтоб ребята пороха понюхали, друг к другу в деле притерлись, настоящую уверенность почувствовали. А то с этим абордажем был сплошной позорный мандраж… кроме тебя и Иванова.

— Спасибо.

— А во-вторых, полезно проверить себя. Назад нам пути нет, а впереди тем более делать нечего, если не сможем провернуть такую пустяковую операцию. Так что выходят целых два момента.

— О! — сказал Колчак.— Главное в боевой операции — это выпить и проспаться. Сильно влияет на мозги, а? Командуй!

Моторки с матросами в ряд рванули к берегу, как настоящий десант, мечта баталиста и мариниста.

До рынка их довезли в трех «жигулях». Шурка велел остановить в сотне метров. Выстроил короткую черную колонну по два. Осмотрел придирчиво: «Не ржать никому, ясно?»

Но ржать никто и не думал. На лицах сосредоточилось вполне единообразное выражение, которого так старательно добиваются инструктора рукопашного боя: «Хана вам всем, сучьи дети».

— Шэ-гэ-эм… арш! Левой!

Дали тяжелый шаг по грязному асфальту, залепленному последними палыми листьями. Куртки поскрипывали, гранаты побалтывались в такт на ремнях, маузеры шлепали по бедрам. «Песню врубить, что ли? Ладно, это лишне».

Кривой переулок вывел на пустошь, забитую рядами машин. За ними чернел забор, зияющий воротами, по бокам которых густо белели и мокли объявления.

Капоты и крыши были плотно заложены стопками джинсов, свитеров, курток и всякой мелочевки, покрытой полиэтиленовой пленкой, матовой от сырости. Головы продавцов, а следом за ними и прочих, поворачивались в сторону необычного патруля.

«В гущу толпы соваться нельзя,— подумал Шурка.— Зажмут, не уследишь и не развернешься». Необходимо было использовать фактор неожиданности.

Вопреки обещанию, кучка депутатов, обросшая знакомыми и любопытствующими, держалась на некотором отдалении и, судя по виду, не стремилась проявлять никакой инициативы. Похоже, в случае чего они были готовы заявить нейтралитет. «Надейся на гадов»,— сплюнул Серега Вырин.

— А вон их машина стоит,— показал Алексей так, как спрошенный прохожий указывает дорогу, не ведая и не будучи причастен к цели вопроса.

В сторонке осел на сношенных рессорах раздолбанный «линкольн таун кар»: некогда шикарный лимузин сегодня походил на бомжа, с наивной спесью прикинувшегося под лорда. Дверца водителя была открыта, оттуда высовывалась нога в огромной навороченной кроссовке с подсвеченным окошечком в подошве, изнутри мощные колонки извергали музыкальный рев и грохот. Композиция являла собой большую хозяйскую уверенность.

Шурка подошел к дверце, достал маузер и молча прострелил переднее колесо. Музыку срезало, будто именно так она и выключалась. Машина чуть покренилась. Нога снаружи сделала неопределенное движение: то ли освободить место для второй, то ли втянуться внутрь, как у черепахи при опасности.

— Следующая — тебе,— сказал Шурка, слыша за спиной щелканье маузеровских затворов.— Вылазь.

Широкий и рано налившийся зеленоватым восточным жирком парняга выбрался и встал, облокотившись на дверцу. Доброй щетиной он в точности напоминал давешнего депутата, только глаза под пушистыми бровями были черными.

— В чем дело, командир? — спросил он.— У нас все нормально. Какие вопросы?

— Кругом. Руки на машину, ноги шире плеч.