Элизабет Страут - Эми и Исабель

Чтение давалось ей с трудом. Очень, очень сложная вещь. Она не ожидала, что будет настолько тяжело, что ей буквально приходилось подавлять панику.

Вот как это понять? В кухне было тихо.

Она отпила чаю и посмотрела в окно. В щелке между белыми шторами чернел оконный проем, Исабель встала и поплотнее сдвинула занавески. Раньше она никогда не спускалась на кухню одна в такое позднее время. Она вернулась за стол, сделала еще глоток чая и взгляд ее скользнул и выхватил строчки из книги:

Глядите-ка! А вот это она понимала. Исабель прижала страницу пальцем. И это ведь Гамлет сказал: «Каким докучным, тусклым и ненужным… все, что ни есть на свете!».

Господь свидетель, были времена, когда весь мир казался ей тусклым и ненужным — как же хорошо Гамлет выразил это! Ее охватил настоящий восторг оттого, что они с Гамлетом неожиданно стали как будто друзьями. Проснувшись окончательно, она прошептала начало строфы:

(Мгновенно ей представился ромштекс, который она забыла вытащить из морозилки в воскресенье.) Она поджала губы, глотнула чаю и перечитала снова: «О, если б этот плотный сгусток мяса / Растаял, — (Гамлет, вне всякого сомнения, был крепким и мускулистым мужчиной, она на всякий случай заглянула на обложку, где был нарисован его портрет), — сгинул, изошел росой!»

Дальше — больше. Исабель кивнула. Она и сама пережила такое — желание испариться, растаять. Не то чтобы она страстно желала стать росой, но мысль об этом была ей приятна, ведь потому-то она, собственно, и читала Шекспира. Шекспир — гений, а гений все может выразить такими словами, которые никогда бы не пришли в голову простым смертным.

Чрезвычайно воодушевленная, она поудобнее устроилась на стуле.

Она несколько раз перечитала эти строчки. Поскольку «Предвечный» было написано с заглавной буквы, она догадалась, что Шекспир имеет в виду Бога. Гамлет хочет свести счеты с жизнью, но знает, что Бог запретил самоубийство.

Исабель оторвалась от книги. Разглядывая дверцу холодильника, она подумала, что Гамлет чуточку склонен к мелодраме. Конечно, он в отчаянии, и у него есть на то причины. Но и она бывала в отчаянии не раз и не два, однако она в жизни не допускала и мысли о самоубийстве. Она снова погрузилась в чтение. От выпитого чая давал о себе знать мочевой пузырь, но ей хотелось дочитать сцену. Было ясно, что Гамлет очень тяжело переживал смерть отца. Его родители любили друг друга… но уже месяц спустя мать оправилась от горя и вышла замуж за дядю Гамлета.

Исабель провела ладонью по губам. Она на собственном опыте убедилась, что в мире покоя нет. Но вот эта строчка, «Слабость — имя Твое, о женщина!», [2] Перевод А. Радловой. Всюду выше — перевод М. Лозинского. никуда не годится. И это он говорил матери! Господи. Да что Гамлет мог знать о том, каково быть матерью-одиночкой, потерявшей любимого человека? Исабель нахмурилась и откусила заусеницу с большого пальца. Честно говоря, он слишком дерзок, этот Гамлет. Тем женщинам, которые жгли свои лифчики прямо на ступеньках у главного входа в здание суда (Исабель видела это в новостях), уж точно бы не понравились его слова: «Слабость — имя Твое, о женщина». Исабель подтянула пояс халата. Она и вправду возмутилась. Мужчинам стоило бы многому научиться. Женщины совсем не слабы. Бог знает, сколько женщинам пришлось вынести за всю историю. И сама она — вовсе не слабая. Разве слабая женщина может растить ребенка одна среди промозглых новоанглийских зим, несмотря на протекающую крышу и машину, в которой давно пора заменить масло.

Исабель просто необходимо было хоть на минутку закрыть глаза, так она устала. И она действительно почувствовала невероятную слабость. Это правда, что тут скажешь. Она посидела еще немножко, в задумчивости поглаживая корешок книги, потом встала, вымыла чашку и с облегчением отправилась наконец спать.

Но не прошло и недели, как Исабель снова пришла в книжный магазин. Не то чтобы она бросила «Гамлета», недочитав, просто эта книга не для начинающих читателей. Надо подобрать себе что-то другое здесь же, в разделе «Классика». Теперь магазин уже не казался ей чужим. Кажется, даже юный продавец приветливо кивнул ей. Она долго и тщательно изучала полки, пока ее не привлекла обложка «Мадам Бовари». Исабель вгляделась в лицо темноглазой женщины с чудесной высокой прической, уложенной на французский манер. Как показалось Исабель, это лицо несло на себе печать некоего знания, потаенных женских горестей.