Пол Расселл - Недоподлинная жизнь Сергея Набокова

Его это, похоже, разочаровало, однако он ответил:

— Ты прав, не стоит пускать этот вечер псу под хвост. Денежки всем нам приходится зарабатывать. Но мы с тобой еще свидимся, верно? Давай обменяемся адресами.

Перед тем как усесться в свое древнее «такси Марне» [107] Автомобиль, выпускавшийся с 1905 по 1910 год компанией «Рено» и использовавшийся как такси. Это прозвище он получил в 1914-м, когда армия Франции использовала 1300 парижских таксомоторов для переброски 6000 солдат к реке Марне, что и позволило одержать победу в битве при ней. , он немного замялся.

— Может, сам поведешь? — предложил он. — Развлечешься немного.

Я сказал, что водить машину так и не выучился.

— Стыд и позор. Это одно из величайших удовольствий жизни. Я тебя как-нибудь научу.

Я заметил, и меня это слегка позабавило, что Олег раз за разом пытается придумать новый повод для наших будущих встреч. Как приятно было бы сказать ему раз и навсегда: «У меня теперь своя жизнь, и довольно деятельная. Не уверен, что смогу выкроить время для дальнего знакомца из прошлого».

Но я не хотел быть жестоким и соблазну этому воспротивился.

Ссадив меня на рю де Вожирар, Олег высунулся из машины и крепко сжал мою руку:

— Очень рад, что судьба снова свела нас, Набоков. Я скоро дам о себе знать. Моя жена замечательно готовит!

Я коротко, по-дружески, похлопал его по ладони и влился в поток шедших по тротуару людей. Совсем рядом, на углу, стоял цветочный магазин, продававший пасхальные лилии, и я, поддавшись неожиданному порыву, потратил несколько драгоценных франков на то, чтобы почтить приближавшуюся Страстную неделю.

И наконец он настал — самый радостный день моей жизни. Я проснулся на рассвете, сгорая, точно школьник, от нетерпения, и весь день ни для какого дела пригоден не был: мысли и чувства мои были посвящены только вечеру, который ждал меня впереди. Когда начало смеркаться, я с особым тщанием накрасился, надел мой оперный плащ и выбрал самую щегольскую из тростей. Как-никак мне предстояло вступить в Дом Господа нашего.

Кокто и его клака из шести не то семи enfants присоединились ко мне в кафе, стоявшем неподалеку от собора Святого Северина. Я быстро понял, что некоторые из них, если не все, уже успели накуриться, и на миг возмутился, но затем решил, что это их дело, не мое. Я-то предстану перед Господом с чистым сердцем и чистой совестью.

— Ну не чудесно ли? — сказал Кокто, барабаня длинными пальцами по столу, словно по клавиатуре. — Все равно что присутствовать при первом выходе юной девушки в свет. Как редко выпадает нам в этой жизни возможность вновь обрести невинность!

— Я не волновался так с премьеры «L’Enfant et les Sortilèges» [108] «Дитя и волшебство» (фр.) — одноактная опера-балет Мориса Равеля, премьера состоялась в 1925 году. , — признался Бургуэнт.

— А ведь ты наверняка думал, что эту оперу Равель написал про тебя, — сказал Закс.

— И сейчас так думаю, — подтвердил Бургуэнт.

Закс, несколько недель назад поступивший в семинарию кармелитов, носил теперь сутану. Когда я совершенно серьезно сказал ему, что сутана его очень красит, он вздохнул и ответил:

— Да, черное худит, не правда ли?

— Услышав о твоем поступлении в семинарию, мы подумали было, что это название ночного клуба, — высказался томный, кудрявый enfant, имени которого мне теперь не припомнить.

— А я-то всегда полагал, что ты еврей, — фыркнул Бургуэнт.

— И правильно полагал, — ответил Закс. — Я родился Морисом Эттергхаузом. Так-то вот.

То, что за этим последовало, было чистой воды волшебством. Священник медленно и безмолвно нес по темному храму пасхальную свечу трижды останавливаясь, чтобы пропеть на одной ноте «Lumen Christi» [109] «Свет Христов» (лат.). , на что паства отвечала: «Deo Gratia» [110] «Благодарение Богу» (лат.). , и каждый из нас зажигал свою свечу от пасхальной, наполняя храм светом и жизнью, которые, конечно же, и есть Сам Христос. За этим последовала строгая «Литургия слова», а за нею «Месса воскрешения», во время которой поется — в первый после Великого поста раз — «Gloria in Excelsis Deo» [111] «Слава в вышних Богу» (лат.). . Радостно гремел орган, звенели церковные колокола, статуи святых освобождались одна за другой от пелен, которыми их укрыли в пятую и шестую недели Великого поста. Прозвучала первая с его третьего воскресенья «Аллилуйя», следом — Благовествование Воскрешения, а затем наступило время моей конфирмации.