Матвей Ганапольский: Улыбайлики. Жизнеутверждающая книга прожженого циника

Но под вечер, когда столы пустели и допивалось вино, мы вдруг начинали вспоминать о Берни как о ребенке, которого предали.

Потом мой кулинарный друг показал нам его в «Скайпе», и пес, услышав наши голоса, вдруг заскулил и стал тыкаться носом в экран компьютера, на котором была наша картинка.

В этот же вечер в семье произошел бунт!

Вначале жена и теща, вспоминая о Берни, плакали друг у друга на груди. Потом им стали подвывать дети.

Когда их слезы просохли, разрыдался я, ибо семья потребовала немедленно привезти Берни в Тбилиси, и до меня дошло, каких усилий мне это будет стоить.

После угроз с одной стороны и обещаний тещи приготовить для меня давно обещанную жареную индейку, я покорился, и была организована спецоперация по перевозке самолетом собаки весом пятьдесят два килограмма.

Мы достали большущую клетку, ибо больших собак возят именно так. Авиакомпания предложила нам везти клетку в салоне – другого места в этом типе самолета не было.

На московской даче состоялась церемония прощания – Берни растерянным взглядом окинул тонны закопанных костей, которые он так и не успел погрызть.

На улице стояла группа тех самых колхозников – они с сожалением говорили, что теперь некому предсказывать будущее, так что отныне оно для них туманно.

Увидев толпу колхозников, Берни забеспокоился и отказался садиться в машину, поэтому его туда запихивали сообща.

Далее Берни прибыл в аэропорт и осторожно вошел в самолет «Москва – Тбилиси», где впереди салона стояла открытая клетка, куда нужно было его снова запихнуть.

Брат моей жены, который как раз имел удовольствие перевозить Берни в этом самолете, подробно описал мне потом эту процедуру.

Итак, вначале псу было предложено самому войти в клетку, на что он ответил вежливым отказом, вывалив розовый язык.

Далее брат жены попытался сам запихнуть его в эту клетку. Однако Берни уперся в нее лапами, а зубами уцепился за одежду брата, подтверждая своими действиями истину древних спартанцев, что если гибнуть, то лучше вместе с врагом.

Тут следует заметить, что за этой процедурой наблюдали девяносто семь пассажиров, которые уже заняли места и давали брату моей жены разные полезные советы.

Это его разозлило, и он предложил советчикам проявить себя на деле.

Несколько джигитов с игривыми улыбками немедленно встали с сидений и, заверяя друг друга, что сейчас они скрутят Берни в бараний рог, подошли к клетке и стали запихивать туда пса в восемь могучих рук.

И тут проявилась правота моей тещи, которая предполагает, что Берни – прямой потомок князей Дадиани.

И здесь, перед дальнейшим описанием, необходимо привести одну аналогию.

Те, кто видели в кино поединки японских самураев, помнят, как это происходит.

А происходит это в полной тишине – звенят клинки, рассыпаются искры от точных ударов, чуть слышны мягкие шаги.

Но не более…

И это правильно, потому что истинный самурай не может опозорить себя криком – это означало бы потерять лицо!

Даже когда меч противника рассекает его плоть, наружу вываливаются кишки, а кровь хлещет как вода в горном ручье, текущем со священной горы Фудзияма.

Даже когда отсеченная голова катится по дорожке сада, за которым его предки ухаживали последние четыреста лет – самурай не произносит ни звука!

Лишь презрительная улыбка отражается на губах той самой головы, которая катится по дорожке.

Так вот, как и в битве самураев, в салоне самолета царила полная тишина, и в этой тишине четыре джигита молча пытались впихнуть молчащего Берни в клетку.

Но он почему-то туда не входил, лишь слышен был треск разрываемых курток четырех джигитов.

Берни не издавал ни звука, ведь собака из рода князей Дадиани не может опозорить себя дешевым лаем.

Тогда джигиты сделали паузу, чтобы понять, почему половина Берни уже внутри, а вторая половина никак туда не входит.

Оказалось, что пес уперся задними лапами в дальнюю стенку клетки, вытянул тело и не дает себя сжать.

Грузины, нужно заметить, очень мужественный народ, его невозможно упрекнуть в трусости, но тут, в самолете, произошло то, что описано в бессмертной поэме Михаила Юрьевича Лермонтова «Демон»:

«И дикий крик, и стон глухой промчались в глубине долины – Недолго продолжался бой: бежали робкие грузины!»

Понять подобную реакцию грузин в данном случае можно.

Они привыкли к битвам с врагами на ратном поле, но запихивать большую собаку в клетку в салоне самолета – это вряд ли достойно великой нации. Поэтому джигиты вернулись на свои места, а «дикий стон и стон глухой» заключался в их проклятиях, что они умудрились купить билет именно на этот рейс.