Инна Карташевская: Ибо сильна, как смерть, любовь…

Она довольно засмеялась.

— Я еще увижу тебя? — спросил я вставая.

— Не думаю, — сказала она. — Скорее всего, нет. Я теперь буду приходить только по субботам или воскресеньям. Лучше все-таки, чтобы люди не видели меня. Но я буду оставлять тебе знаки, чтобы ты не переживал за меня. Хорошо?

— Какие знаки, где я их найду?

— Найдешь, найдешь, сам догадаешься, — она снова засмеялась. — Прощай, Рома.

— Прощай. Ты ведь не сердишься на меня?

— За что? За то, что обманул меня, когда сказал, что твой отец умер не от рака? Не сержусь, конечно. Ты ведь старался для меня. Спасибо тебе за это тоже. А теперь тебе лучше уйти, я должна возвращаться.

Я вышел из комнаты, потом машинально вызвал лифт, поехал вниз и вышел из конторы. В голове царил полный сумбур. Повинуясь силе привычки, с полностью отключенным мозгом, я дошел до своей машины, включил мотор и бессознательно соблюдая все правила дорожного движения доехал до дома. Было уже поздно, но ни есть, ни спать я не мог. Почти до утра я проворочался в постели, не зная, что и думать, и серьезно опасаясь, что на самом деле, ничего не было, а я просто сошел с ума. Под утро я все-таки заснул и, конечно, опоздал на работу. Когда я как всегда поднялся на четвертый этаж, там толпилась вся контора. Две новые бухгалтерши истерически кричали, что так не оставят и все равно найдут того, кто испортил им документы и книги, а новый помощник главного бухгалтера молча рассматривал исправления. Он прекрасно понимал, что документы не испорчены, а наоборот, исправлены. Вот только у кого хватило наглости и знаний, чтобы это сделать?

— Хорошо, что вы, наконец, пришли, Роман, — сказал он увидев меня. — Судя по карточкам, вы вчера уходили последним. Кто был еще в конторе?

— Никого не было, — твердо сказал я. — Может быть, кто-нибудь пришел после, этого я не знаю. Но я в ваших бумагах ничего не писал. Я не бухгалтер по специальности, и ничего в них не понимаю.

Он досадливо махнул на меня рукой и снова уставился в документы. А я поспешил уйти оттуда, чтобы меня не разоблачили. Когда я проходил по коридору мимо кабинета главного бухгалтера, то увидел, что он стоит посреди комнаты и явно ждет меня. Когда я поравнялся с его дверью, он оживился и поманил меня рукой, а когда я зашел, плотно закрыл дверь и молча уставился на меня.

— Я не писал в книгах и ничего не исправлял, — тупо повторил я, не зная, чего он от меня хочет. — Я не бухгалтер…

— Брось, Рома, — спокойно прервал он меня. — Я прекрасно знаю, что это не ты исправил.

— А кто? — глупо спросил я, почему-то догадываясь, что он сейчас скажет.

— Она, — ответил он, и глаза его заблестели сумасшедшим блеском.

— Но как же… — начал, было, я, но он прервал меня.

— Я двадцать лет проработал с ней, мне ли не знать ее почерка. Так она вчера была здесь?

И он требовательно посмотрел мне в глаза.

Прости, Мики, произнес я про себя. И не в силах обманывать его, молча кивнул головой.

— Так, — очень довольный, он потер руки. — Значит, она все-таки приходит сюда. Конечно, она здесь двадцать лет проработала. Мы вместе начинали, не может же она вдруг все так бросить на произвол судьбы.

— Так, когда она здесь бывает? — вдруг обратился он ко мне.

Господи, да он же сумасшедший, холодея, подумал я, видя, как у него в глазах зажглась довольная хитринка, и он не перестает потирать руки.

— Роман, — он умоляюще посмотрел на меня. — Я знаю, наверное, она не разрешила тебе говорить, но мне можно. У нас сейчас серьезная проблема, и она мне очень нужна. Не с этими же мне советоваться, — он презрительно кивнул на закрытую дверь. — Что они вообще понимают. Им кроме зарплаты, ничего здесь не нужно. Ну, Рома?

— По субботам и воскресеньям, когда стемнеет, — вырвалось у меня.

— Ага, очень хорошо, — обрадовался он. — Ну, все, Рома, иди. Спасибо тебе. Больше никому ничего не говори. Нас все равно не поймут, — и он вдруг подмигнул мне.

Я пошел к лестнице, уже окончательно не понимая, на каком я свете. Зачем я ему подтвердил, что она была. А вдруг мне это все привиделось? А вдруг у меня было временное умопомрачение, и я сам все исправил?

Я открыл дверь и пошел вниз по лестнице, не переставая думать об этом. И вдруг вспомнил. Микки ведь сказала, что будет оставлять мне знаки. Я остановился и огляделся. В глаза мне бросился забытый фанерный щит. Я подошел к нему, отодвинул немного и посмотрел. Возле стенки лежала небольшая кучка окурков.