Маргарита Хемлин - Клоцвог

Я твердо ответила — нет и нет.

За всеми новыми заботами мы забросили Мишеньку. Из пионерского лагеря звонили, интересовались по просьбе сына, что случилось, почему не приезжаем. Почему? Болеем, но в ближайшее время навестим Мишеньку.

Я поехала одна. Мирослава в известность не поставила.

Сразу же приступила к объяснению положения.

— Мишенька, ты уже взрослый, тебе скоро одиннадцать лет. Ты делаешь ничью в шашки у самого Городецкого. Я должна тебе прямо сказать, что встретила нового человека и полюбила его. С Мирославом Антоновичем мы разводимся. Мы с тобой будем теперь жить в Москве. В столице нашей Родины, как ты знаешь. Киев — столица Украинской Советской Социалистической Республики, а Москва — столица чего?

Миша молчал.

— А Москва — столица всей нашей Родины — Советского Союза. Ты хочешь жить в Москве, где Кремль?

Миша молчал.

— Мне очень важно выслушать твои мысли. Я твоя мать, и ты самый дорогой мне человек. Но это не значит, что я должна считаться только с твоим мнением. У каждого человека — свое мнение. Нужно его выслушивать и стараться потом приходить к общему. Ты понимаешь?

Миша кивнул и спросил:

— Когда?

— Если по плану, то к сентябрю. Чтобы ты пошел в школу без задержки. На новом месте.

Мы тепло простились с сыном. Я предупредила его, что очень занята и в ближайшее время не появлюсь. Про Мирослава Миша не спросил. А я не обратила внимания. Я бы выстроила беседу по-иному, если бы знала, что Мирослав несколькими днями раньше побывал у Миши. И сам ему что-то там изложил. Но я же не знала. А когда узнала, было бесполезно.

Как рассказал старший пионервожатый, Миша без спроса убежал на речку и зашел далеко в глубину и там долго стоял на одном месте — рыбаки видели. Они ему кричали, чтобы выходил на берег, но мальчик ничего не отвечал и с места не двигался. Выволокли силой. Миша плакал и кричал, чтобы его отпустили одного на глубину. Еле удержали.

Такое странное проявление насторожило вожатого. Он позвонил в Киев, чтобы не брать ответственность на себя. Я немедленно приехала. Забрала Мишу. Пришлось применить грубую силу, так как он брыкался и не желал идти.

Я сумела членораздельно разобрать единственное:

— Папа меня заберет, он сказал. Он ко мне раньше тебя приезжал. Он заберет.

В таких условиях я оказалась в тот момент, когда все силы нужно было бросить на развод и обмен. Я боялась оставить Мишу одного в квартире или одного отпускать во двор. Тем более каждую секунду могло проявиться влияние Мирослава.

И тогда пришла спасительная мысль — отправить Мишеньку в Остер к маме с Гилей. Смена обстановки в кругу любящих людей всегда оказывает благотворное действие. Конечно, ссора матери со мной лично не имела отношения к внуку.

Вызвала маму телеграммой на телефонные переговоры и сказала, что на остаток лета — почти два месяца — привезу Мишеньку. Я не рассусоливала беседу в связи с плохой слышимостью.

Миша обрадовался сообщению о поездке к бабушке. Я думала, что он забыл Остер. Оказалось, помнил.

Чтобы закрепить достигнутое, спросила, скучает ли он по папе.

Миша ответил, прямо глядя в глаза:

— Нет.

У меня не оставалось другого выхода, и я поверила.

Обмен нашел Марик, причем обмен очень хороший.

Так или иначе в Москву я перебралась только к декабрю. Мишеньке пришлось идти в школу в Остре. В Киеве мне не представлялось возможным совмещать обменный процесс и Мишенькины занятия. Я понимала, что произойдут некоторые потери в уровне знаний, но зато была спокойна за здоровье сына. Под присмотром мамы и Гили он находился в ровном настроении и к необходимости задержаться в Остре отнесся с пониманием, которое не свойственно мальчикам его возраста. За лето он сдружился со сверстниками в Остре и не выражал никакого сожаления по поводу расставания с киевскими товарищами и одноклассниками.

Общались мы с Мишенькой по телефону — я вызывала телеграммой маму на переговорный пункт, и она являлась с Мишенькой.

Мое сердце сжималось, когда я вспоминала картину.

Я приехала в Остер в конце августа — с документами для устройства Мишеньки в местную школу и с огромным узлом его осенне-зимних вещей. Также я привезла значительную материальную помощь на содержание Мишеньки. Наш развод с Мирославом уже был оформлен, но алиментов еще не поступало. Мне пришлось продать одно из колец. Захватила и железную дорогу, которую некогда подарил Фима. Не поднялась рука выбросить хорошее изделие.