Войнович прекрасно понимал, что в Советском Союзе такое произведение не напечатают. Разве что в двух-трех экземплярах «для служебного пользования».
В конце концов рукопись первой части «Жизни и необычайных приключений солдата Ивана Чонкина» попала за границу, где роман печатают. Впервые «Чонкин» печатается в издающемся во Франкфурте-на-Майне «антисоветском» журнале «Грани» в 1969 году.
В Москве сразу же «принимают меры».
Войновича вызывают (а точнее — заманивают) на заседание Секретариата Правления Московской писательской организации Союза писателей РСФСР, где он слышит такие слова: «Если бы я даже знал, что эта повесть нигде не напечатана, а просто лежит в столе у автора или даже только задумана, я и тогда считал бы, что автором должны заниматься не мы, а те, кто профессионально борется с врагами нашего строя. И я сам буду ходатайствовать перед компетентными органами, чтобы автор понес заслуженное наказание». Эти слова произнес некий Виктор Тельпугов, писавший только «правильные» книги.
Заседание приходит к следующему решению:
«Секретариат считает необходимым поставить вопрос о невозможности пребывания т. Войновича В. Н. в рядах членов Союза писателей на первом же расширенном заседании Секретариата Правления Московской писательской организации».
Войнович получает строгий выговор с занесением в личное дело и остается в рядах советских писателей.
Войновича исключат из Союза писателей в 1974 году. Поводом станет написание и публикация в очередном «антисоветском» журнале «Посев» открытого письма в защиту Солженицына. На заседание Секретариата Московского отделения Союза писателей, где будет разбираться его вопрос, он не явился. Пошлет открытое письмо, в котором напишет:
«Я не приду на ваше заседание, потому что оно будет происходить при закрытых дверях, втайне от общественности, то есть нелегально, а я ни в какой нелегальной деятельности принимать участия не желаю.
Нам не о чем говорить, не о чем спорить, потому что я выражаю свое мнение, а вы — какое прикажут.
Секретариат в нынешнем его составе не является демократически избранным органом, а навязан Союзу писателей посторонними организациями. Ни весь секретариат в целом, ни каждый из его членов в отдельности не могут быть для меня авторитетами ни в творческом, ни тем более в нравственном отношении. Два-три бывших писателя, а кто остальные? Посмотрите друг на друга — вы же сами не знаете, что пишет сидящий с вами или напротив вас.
Впрочем, про некоторых известно, что они ничего не пишут.
Я готов покинуть организацию, которая при вашем активном содействии превратилась из Союза писателей в союз чиновников, где циркуляры, написанные в виде романов, пьес и поэм, выдаются за литературные образцы, а о качестве их судят по должности, занимаемой автором.
Защитники Отечества и патриоты! Не слишком ли дорого обходится Отечеству ваш патриотизм? Ведь иные из вас за свои серые и скучные сочинения получают столько, сколько воспеваемые вами хлеборобы не всегда могут заработать целым колхозом.
Вы — союз единомышленников… Один ограбил партийную кассу, другой продал казенную дачу, третий положил кооперативные деньги на личную сберкнижку… За двенадцать лет своего пребывания в Союзе я не помню, чтобы хоть один такой был исключен…»
Войновича оставят на свободе, но попытаются «предать полному забвению».
Не забудут о нем только «соответствующие органы», даже наоборот — начнут прямо-таки досаждать своим вниманием. Все закономерно — пишет Войнович «неправильные» книги, да вдобавок активно занимается правозащитной деятельностью.
Тоже неправильной, с точки зрения властей.
Правильные правозащитники выступают в защиту прав коренного населения Африки, североамериканских индейцев, английских шахтеров. Хотя я лично не могу представить, чтобы английские шахтеры нуждались в чьей-то защите. Этих простых парней боятся даже английские футбольные фанаты.
Как вы уже поняли, из Войновича получился неправильный, вредный для общества правозащитник. Он выступал в защиту тех, кого «гневно осудил весь советский народ» — писателей Синявского и Даниэля, поэта-диссидента Галанскова, писателя Солженицына, академика Сахарова. Защищал «антисоветское отребье» и «капитолийских прихвостней».
Войновичу многое сходило с рук, но публикация открытого письма в «Посеве» оказалась последней каплей, переполнившей чашу терпения властей. Собственно говоря, снисходительное отношение к мелким грешкам отдельных, находящихся у всех на виду, граждан было обусловлено стремлением тогдашнего руководства создать Советскому Союзу имидж демократического государства в глазах мировой общественности.
Читать дальше