Альберто Васкес-Фигероа - Океан

— Асдрубаль Пердомо! — воскликнул Дамиан. — Вон он, сучий сын!

И действительно, стоя рядом с родителями, братом и сестрой, Асдрубаль Пердомо смотрел на дом, с крыши которого за ним следил Дамиан Сентено.

А затем баркас был буквально атакован жителями Плайа-Бланка. Они перескакивали на палубу, перегружали на него бочонки с водой, какие-то ящики, мешки и даже мебель. Асдрубаль же только и успевал, что обнимать односельчан и пожимать тянущиеся к нему руки.

— Тащи винтовку! — приказал Дамиан Сентено одному из своих людей.

— Не сходи с ума! — одернул его Хусто Гаррига. — На таком расстоянии ты добьешься лишь того, что шальная пуля убьет кого-то не того.

— Тогда приготовь машину. Мы подъедем к самому мысу.

— Когда подъедем, они уже уйдут.

— Делай то, что приказываю, и не перечь! — выходя из себя, крикнул впервые за много лет Дамиан. — Эти козлы не смеют насмехаться надо мной!

Хусто Гаррига молча кивнул, и один из легионеров сбежал по лестнице, а Дамиан тем временем неотрывно продолжал следить за происходящим на «Исла-де-Лобос».

— Они грузят столько провианта, что его хватит на то, чтобы обойти полсвета, — заметил он. — Более двадцати бочонков воды и десятки мешков.

— Да, хватит для того, чтобы пройти половину земного шара, — согласился Хусто Гаррига. — Если я не ошибаюсь, они собираются в Америку.

Дамиан Сентено резко выпрямился и непонимающе посмотрел на него.

— В Америку?! — выкрикнул он. — В Америку на этой ореховой скорлупе, которая того и гляди развалится на части? Ты в себе?

— Я-то да, — последовал ответ. — А вот кто лишился ума, так это они.

И тут от задней части дома до них долетел крик:

— Хусто! Хусто! Какой-то сучий сын проколол все четыре колеса и вырвал все провода из мотора! Эта рухлядь уже никогда не поедет!

После этого Дамиан Сентено успокоился, похоже решив, что все кончено. Он уселся на перила плоской крыши и неподвижно застыл, наблюдая за непрекращающейся суетой, которая разворачивалась вокруг старой лодки, пока жители селения не начали постепенно возвращаться на свои баркасы и шаланды, обнимая и целуя на прощание проклятых Пердомо.

Вот якорь вышел из воды, и Асдрубаль рывком установил его на место. Вот поставили один из парусов, и «Исла-де-Лобос» начал двигаться и вскоре отошел от рыбацкой флотилии, взяв кус на пролив, разделявший острова Лансароте и Фуэртевентура.

Дамиан Сентено наблюдал, как баркас прошел в каких-то трехстах метрах от него, он четко разглядел лица пятерых Марадентро, смотревших на дом Сеньи Флориды: Асдрубаль на носу, его отец за штурвалом, а Себастьян, Аурелия и Айза на корме, где они и простояли до тех пор, пока лодка не скрылась из виду. Они хотели увезти с собой память о тех местах, где родились и где прошли их лучшие годы.

Подгоняемый попутным ветром, баркас набрал скорость, и вскоре на его месте остался лишь длинный белый след, который медленно таял в синих морских водах.

Дамиан Сентено безучастно смотрел на океан, не замечая своих людей, стоявших рядом и также хранивших молчание, и задавался лишь одним вопросом: как могло так случиться, что старый баркас, на котором любой мало-мальски нормальный человек не отважился бы обойти и соседний остров, мог отправиться в Америку? Неужели же первая крутая волна не разорвет его на части и вся его команда не пойдет на дно, а вместе с ней в ад отправятся и мечты самого Сентено о богатой и спокойной жизни?

Ему вспомнилась старая, как сами острова, песня, которую, как рассказывал дон Хулиан ель-Гуанче, напевали моряки, провожая в последний путь одного из рыбаков, когда того везли хоронить на большой остров.

«Исла-де-Лобос» теперь казался ему «окутанным тишиною траурным баркасом», так как он шел курсом на запад и никто на борту не проронил не единого слова. Каждый старался с уважением отнестись к чувствам других, видя, как постепенно тают вдали вулканы Лансароте.