Елена Антонова - Неисторический материализм, или ананасы для врага народа

Психологов из двадцать первого века, которые вместе с Барсовым обрабатывали полученную информацию, поражало, насколько легко поколение пятидесятых воспринимало появление непонятных и новых для них вещей. Они нисколько не мучились попытками объяснить появление огромного количества непонятных предметов – начиная от станка для бриться «Жиллетт» и заканчивая компьютером. Объяснение было простым и очевидным: Сергей же прибыл из Москвы, где у него были крепкие связи, наверное, даже, с партийной организацией. А раз из Москвы – значит, все понятно. И никаких объяснений не требовалось. Наша советская наука и техника, как самая передовая в мире, просто еще не дошла до Средневолжска, вот и все. Правда, где-то в самом уголке сознания иногда робко возникал вопрос: почему те немногие жители Средневолжска, которым посчастливилось побывать в столице нашей Родины, не видели подобного в магазинах. Но Москва находилась далеко – аж за целых семьсот километров, и в нее ходили два вагона в составе поезда «Казань – Москва» – довольно часто ходили, раз в неделю. И на подобное шевельнувшееся сомнение тут же наваливался всей тяжестью жизненный опыт людей, переживших коллективизацию, разруху и голод двадцатых и тридцатых годов и немало повидавших в военные годы. Почему населению – хлеб с лебедой, а кому-то – шоколад с апельсинами? Доставали! Почему все женщины ходят в ситцевых платьях, шитых вручную, – швейную машинку-то не всякий имел, – а жена секретаря обкома – в импортной шелковой блузке? Да все просто, опять же – доставали! Потому что в закромах Родины есть все, да не на всех. Это было понятно и привычно. От магазинов, собственно, никто ничего особенного и не ждал. Сергей по какой-то причине был ближе к закромам, чем остальное население Средневолжска. Оно и понятно – Москва! Тут объяснять ничего не надо – где Москва, а где Средневолжск! В Москве, наверное, уже все есть. А Сергея в партийных кругах, похоже, крепко уважали! Потому что такие прозрачные ручечки, бутылочки, ви… види… – черт его знает, и не произнести даже – показывающие аппараты. В общем, все это еще заслужить надо. А нам в Средневолжске – где же заслужить. Далеко от нас пролетарская мировая революция, и не видать нам еще сто лет види… веди… а также апельсиновой газировки в прозрачных бутылках. Ах, эти бутылки! Из них что угодно выпьешь, все вкусным покажется. Вкус совсем не имеет значения, если бутылочка прозрачная, как стеклянная, и легкая, как перышко. И пробочка откручивается, и вовсе не надо вдавливать большим пальцем алюминиевую крышечку, как на молочных бутылках. А Бахметьев, похоже, эти бутылочки просто выбрасывает. Это уже просто… просто возмутительная бесхозяйственность.

Брейк-данс студенты все-таки сумели освоить, причем достаточно легко.

Концерт был вечером. Сергей предупредил своих, что заночует здесь. Акимов был недоволен, и Курицына, горестно поджав длинные ноги, рыдала после очередного нагоняя.

Генеральная репетиция проходила в творческой дружеской атмосфере, поражая случайно заглянувших в актовый зал преподавателей и представителей администрации обилием разговорной лексики.

– Ты когда начнешь задник прибивать, тормоз! – кричали со сцены.

– На баяне играешь, как чайник, – слышалось из-за кулис.

– По-моему, ректор идет, – сказал Сергей.

– Это у вас глюки, Сергей Александрович, – вежливо ответили ему.

Эротическая сцена в чеховском «Медведе» пользовалась огромным успехом. Ее участники вовсю старались показать, что они не манифест коммунистической партии читают, а изо всех своих сил стараются смутить «старого» Луку. «Лука» очень качественно смущался и исчезал, вручая за кулисами топор ответственному за пожарную безопасность. Студентки очень интересовались, по-настоящему целовались артисты или только притворялись, и возбужденно хихикали.

– А теперь, – торжественно объявила Тростникова со сцены, говоря в огромный прямоугольный микрофон – железный, с продольными разрезами, – мы покажем вам танец, который в сложный исторический период был создан нашими угнетаемыми африканскими братьями, которые, как смогли, попытались выразить свой протест против угнетения американскими капиталистами-рабовладельцами. Мы с вами, наши африканские братья! – патетически заключила она.

Сергей за сценой слегка покраснел и решил, что «американские братья» простят ему столь явную политизацию танца черных хулиганов. «Во всяком случае, хоть не посмеют освистать», – подумал он.