Ясмина Хадра - Теракт

— Любимая, у нашей удачи твоя улыбка, — говорю я портрету. — Она не спит, но ты-то отдыхай хоть иногда.

Я подношу к губам палец, затем прикладываю его к губам Сихем и быстрым шагом иду в ванную. Минут двадцать стою под горячим душем, потом, закутавшись в халат, пристраиваюсь на кухне и жую бутерброд. Почистив зубы, я возвращаюсь в спальню, ныряю в постель и глотаю таблетку, чтобы поскорей заснуть сном праведника…

Телефонная трель гремит как отбойный молоток, электрическим разрядом пронизывает меня с головы до пят. Оглушенный, пытаюсь нащупать аппарат, но не могу даже сообразить, где он. Трезвон раздирает мне нервы. Скольжу взглядом по будильнику: три часа двадцать минут. Снова протягиваю руку в темноту, не понимая, надо ли сначала снять трубку или включить свет.

Свалив что-то на ночном столике, я наконец нашариваю телефон.

Тишина, которая следует за этим, почти приводит меня в чувство.

— Алло?..

— Это Навеед, — произносит мужчина на том конце провода.

Мне требуется некоторое время, чтобы узнать голос Навееда Ронена, высокопоставленного полицейского чиновника. От снотворного у меня туман в голове. Мне кажется, будто я где-то кружусь, как в замедленной съемке, будто снившийся сон бросает меня, оцепеневшего, охваченного дремотой, в другие путаные сны, дробит на тысячу кусков, забавно искажает голос Навееда, нынче ночью доносящийся точно из колодца.

Я отбрасываю одеяло и сажусь в постели. Кровь глухо стучит в висках. Собрав последние силы, стараюсь дышать ровней.

— Да, Навеед?..

— Я звоню из больницы. Ты здесь нужен.

В полумраке спальни светящиеся стрелки будильника переплетаются, оставляя за собой зеленоватые тающие следы. Трубка, словно чугунная, давит на мою ладонь.

— Навеед, я только что лег. Я весь день оперировал и совершенно разбит. Дежурит доктор Илан Рос. Это превосходный хирург…

— Мне страшно жаль, но ты обязательно должен приехать. Если ты себя неважно чувствуешь, я за тобой кого-нибудь пришлю.

— Ну, в этом нет необходимости, — говорю я, ероша волосы пятерней.

Я слышу, как Навеед на том конце провода покашливает, прочищая горло, и сопит носом. Очень медленно я прихожу в себя и начинаю различать предметы вокруг.

Я вижу, как за окном длинное перистое облако наползает на луну. Чуть повыше тысячи звезд притворяются светляками. На улице ни малейшего шума. Как будто, пока я спал, весь город куда-то эвакуировали.

— Амин?..

— Да, Навеед?

— Ты особенно не гони. У нас много времени.

— Если ничего срочного нет, тогда зачем?..

— Пожалуйста, — прерывает меня Навеед. — Я тебя жду.

— Ладно, — говорю я, даже не пытаясь ни в чем разобраться. — Окажешь мне небольшую услугу?

— Смотря какую.

— Сообщи патрулям и дежурным на контрольных пунктах, что я поеду. Когда я возвращался домой, твои ребята показались мне довольно взвинченными.

— У тебя тот же белый "форд"?

— Да.

— Сейчас скажу им пару слов.

Я кладу трубку, некоторое время смотрю на аппарат, заинтригованный странностью этого звонка и непроницаемостью Навееда, потом сую ноги в тапочки и иду в ванную умываться.

Во дворе приемного отделения две полицейские машины и одна "скорая помощь" перебрасываются вспышками мигалок. После дневной суматохи больница вновь обрела тоскливо-чинный облик. Повсюду видны полицейские в форме; одни нервно покуривают, другие сидят в машинах и, сложив руки на животе, крутят большими пальцами. Я оставляю свой «форд» на стоянке и иду к главному входу. Ночь немного остыла; с моря украдкой поднимается бриз, в нем застряли сладковатые запахи. Я узнаю нескладный силуэт Навееда Ронена, поджидающего меня на лестнице. Одно его плечо нырнуло вниз, к правой ноге, которая лет десять назад в результате случайной травмы укоротилась на четыре сантиметра. Это я настоял на том, чтобы не делать ампутацию. Тогда, после серии успешных операций, я как раз совершил значительный карьерный рывок. Навеед Ронен оказался одним из самых симпатичных моих пациентов. Его моральные принципы были прочны как сталь, а чувство юмора, пусть и не бесспорное, никогда ему не изменяло. Первые весьма крепкие шутки в адрес полиции я услышал от него. Потом я оперировал его мать, что еще больше нас сблизило. С тех пор, если кому-то из его сослуживцев или родственников предстояла операция, он поручал их мне.

За ним, прислонившись к проему дверей главного входа, стоит доктор Илан Рос. Свет, падающий из вестибюля, подчеркивает грубость его черт. Пузо свисает чуть ли не до колен; засунув руки в карманы халата, он с отсутствующим видом глядит в пол.