Маргарита Хемлин - Про Иону

Иосиф Матвеевич помнил, как пытался в детстве снять салфетку с блюда, а она не поддавалась.

Потом его сын Аркадий попался на ту же обманку. Потом внук Алексей.

Теперь вот Саша.

Иосиф Матвеевич перевернул расколотые половинки — лицом вниз, соединил их и вдруг подумал, что никогда не смотрел на блюдо «с изнанки». Только теперь, надев очки, прочитал на овальном клейме буковки, окружавшие всадника: «Фабрика Гарднера, Москва». А над клеймом — двуглавый орел со скипетром и державой.

«А ведь блюду лет сто, если не больше, — прикинул Иосиф Матвеевич. — Мать говорила, ее приданое».

Иосиф Матвеевич вспомнил, как в детстве вся семья собиралась вечерами за столом — в саду, пили чай, и на блюде лежала гора красной смородины, крыжовника. Или коржики, испеченные бабушкой.

Вспомнилось, как соседка, бабушкина подруга, всякий раз разглядывая блюдо, цокала языком:

— Богато живешь, Фейга, такую вещь по будням пачкаешь. Это и в субботу не грех поставить! Халу положить — как хорошо!

Бабушка смеялась:

— Отменили субботу, Дорочка!

Вспомнился день, когда Иосиф Матвеевич пришел с фронта — единственный из всей семьи. Отец и два брата погибли. Отец — на днепровской переправе, старший брат — Сема — под Летками, средний — Гриша — под Томашовом.

Сидели с мамой за столом. На столе это самое блюдо, сохраненное ею в эвакуации, хоть пришлось продать за кусок хлеба последнее платье. Рассказывала про родственников и соседей — убитых, умерших, пропавших без вести, просила прощения, что не может приготовить ничего вкусного.

А свой сухой паек Иосиф Матвеевич еще в поезде обменял на отрез диковинной прозрачной ткани с блестками.

— Она ж с золотом! Невеста век благодарить будет! — уговаривал продавец.

В мастерской взялись блюдо склеить — пообещали сделать лучше нового.

И правда, трещина едва угадывалась.

Иосиф Матвеевич позвонил Алексею, попросил купить держалку, чтоб повесить блюдо на стену.

Алексей пришел с дрелью. Вставил в стену дюбель. Ввинтил шуруп. Приладил блюдо.

— Весь город оббегал — нет нигде держалок. Только в одной галантерейке и нашел. Давно его на стенку надо было.

Ночью Иосиф Матвеевич проснулся от грохота. Спросонок долго не мог понять, что случилось. Включил свет — оглядел комнату — ничего. Пошел в ванную — и там все нормально.

Зашел на кухню. Блюдо лежало на полу, расколотое на мелкие кусочки. Шуруп вывалился.

Иосиф Матвеевич сгреб осколки в полотенце, завязал узлом и положил на подоконник.

Посреди недели, вне расписания, явился Аркадий.

Заметив на стене непорядок — пустой дюбель, — спросил:

— Что вешал-недовешал?

— Блюдо, то, с салфеткой. Сашка расколотила. В мастерской склеили. Хорошо вышло.

— А теперь снял? И правильно, нельзя, чтобы в доме была посуда с трещиной, хоть и клееная.

— Да я не снимал. Само упало — и вдрызг! — Иосиф Матвеевич старался говорить ровно.

— Отец, ты что, расстроился? Если б ты меня попросил, я б тебе все сделал, как надо. Алешка вешал? Он не умеет, — Аркадий привычно переключился на сына.

— Нет, Алексей хорошо сделал. По правилам. Ну, разбилось и разбилось.

— Ты брось, отец. Наверное, вообразил черт-те что. Еще сто лет проживешь, — затараторил Аркадий.

— Да я что, я сто лет проживу. Дело ж не во мне…

Вечером Иосиф Матвеевич развязал узел с осколками и разложил их на кухонном столе. Попробовал собрать — получалось плохо, особенно рисунок на салфетке. Соломенные переплетения обрывались и теперь светились не воздухом, а неровными сколами. Однако занятие захватило.

Сидел над осколками и завтра, и послезавтра, и на третий день. Собирал и снова разбирал фарфоровые кусочки, рассматривал края, вертел.

Завтракать, обедать и ужинать стал в комнате — на журнальном столике, чтобы не тревожить узор.

В субботу пришел Алексей с Сашей.

Алексей кивнул на стол:

— Мне отец звонил. Орал. А я чем виноват?

Девочка радостно всплеснула руками:

— Ой, дедушка, ты играешь в пазл?

Иосиф Матвеевич не понял:

— Что, мое солнышко? Как ты сказала?

— Ну, в пазл! — повторила Саша.

Иосиф Матвеевич недоуменно посмотрел на Алексея.

Тот принялся объяснять:

— Пазл — головоломка. Картинка заранее разрезана, фигурно, чтоб с толку сбить, дезориентировать. Ну, собачья морда или дворец. А труднее всего — небо с облаками. У Сашки полно. Да она еще маленькая — тут усидчивость нужна.

Сашка потянулась к осколкам:

— Дай я!

— Нет, это для взрослых, — перехватил ее руку Алексей. — Дед, ты прибери, пожалуйста, пока она здесь. Схватит — порежется. А то давай вынесу на помойку.