Джойс Оутс - Венец славы - Рассказы

— Профессор, у меня завтра…

— Почему меня всегда обманывают, почему меня всегда обделяют? У идиота Митльштадта полная идиллия с его ассистентом. Даже у этого негра — даже у него! — и то есть приятель, и они с этим толстым неряхой, с этим вульгарным крашеным блондином ходят вместе в бассейн!.. В этом университете все только и делают, что унижают меня! Одни интриги и насмешки! Им все лишь повод для издевательства: и моя научная работа, и мои поездки в Хэмилтон, и безумный план моей сестры упрятать меня в больницу, и то, что моего оксфордского наставника зверски избили до смерти в Сохо и очернили его репутацию, — о, эти ядовитые змеи! — а теперь еще и вы перешли в их лагерь, в лагерь моих врагов!..

Барри уже стоял по ту сторону порога и прижимал к груди сумку с книгами.

— Профессор, вы не поняли… я… я приехал учиться… стать преподавателем… защитить диссертацию и… и…

— Какая еще диссертация, недоумок несчастный? — Тэйер захохотал. — Со следующего года мы закрываем аспирантуру… Власти Онтарио упраздняют наш колледж… Это, мой мальчик, была лишь маленькая военная хитрость, нам нужны аспиранты, и вы сами к нам идете, наивные, глупые мальчики и девочки, неграмотные, не знающие латыни и уж тем более греческого, многие из Штатов… Возвращайтесь к себе! Уходите! Вон отсюда! Вон из моей комнаты! Вон отсюда! Вон!

Большую часть дороги назад Барри бежал, а когда добрался домой, долго стоял посреди комнаты, как в столбняке, не в силах думать о случившемся, но потом решил, что доведет намеченное до конца: он напишет лекцию и завтра прочтет ее. Может быть, именно так и надо. Может быть, Тэйер передумает. Может быть… Может быть, Тэйер все забудет. Он ведь был пьян, он ведь так напился, что весь побелел и лицо у него стало как тесто… «Вы еще пожалеете», — сказал он, но, может быть, он забудет.

И Барри засел на всю ночь, пытаясь скроить лекцию из разрозненных заметок. Сначала он работал быстро, чуть ли не в эйфории, и торопливыми каракулями записывал сведения о запутанной истории Первой тетради Шекспира и о таинственном отсутствии каких-либо упоминаний о местонахождении Шекспира в течение ряда лет, решающих в его творчестве; потом, просмотрев написанное, Барри понял, что все это очень жидко, хаотично и бессмысленно, и вот тогда-то — был уже пятый час утра — он испугался по-настоящему, горло у него пересохло, он лихорадочно листал взятые в библиотеке справочные издания, огромные фолианты в пыльных обложках с разваливающимися переплетами, но страх охватывал его все сильнее, потому что было уже около пяти и в распоряжении у него оставалось только шесть часов; а потом, когда он исписал еще несколько страниц, конспектируя историю «Хроник» Холиншеда, [8] Холиншед Рафаэль (7—1580?) — автор рукописных «Хроник», обширного историко-этнографического труда, посвященного жизни, обычаям и нравам в городах и деревнях Англии XVI в. К «Хроникам» Холиншеда нередко обращались в своем творчестве Шекспир и другие английские драматурги. у него возникло смутное ощущение, что все это он уже делал раньше, что когда-то он уже записывал то же самое. Он отложил книгу в сторону и открыл другой толстый том, «Главы, написанные почерком Шекспира в „Книге сэра Томаса Мура“» (из предисловия следовало, что так называлась рукопись елизаветинской эпохи, написанная шестью разными почерками), и у него опять появилось странное, безысходное ощущение, что все это он когда-то уже конспектировал.

Он проглядел записи, сделанные им на лекциях Тэйера, и нашел: все это было здесь. Тэйер, как видно, просто выписывал целые абзацы из этих старых книг и читал их от лекции к лекции… это были проверенные исторические данные… только факты и еще упоминания о «яростно оспаривавшемся» праве авторства… На мгновенье Барри был потрясен своим открытием. Потом вяло подумал, что, наверно, не так уж это плохо и ему только на руку… Если сам профессор Тэйер так делает, то ему тоже можно. Вероятно, больше ничего и не надо, знай списывай из библиотечных книг.

И все оставшееся время он потратил на списывание. Пальцы леденели от ужаса, когда он думал о приближающейся лекции и в страхе представлял себе, как студенты толпой вваливаются в аудиторию… но он гнал от себя этот кошмар и продолжал писать как одержимый; он теперь сокращал слова, потому что время истекало… Если говорить медленно, материала хватит, чтобы дотянуть до звонка, он был в этом уверен. Главное, говорить медленно… Но состояние было какое-то странное, какая-то пустота в голове, и при одной мысли об аудитории он холодел от страха, понимая, что никогда не справится с лекцией, что жизнь его кончена.