– Большое спасибо. Мне больше по душе, чтобы вы оставили завещание, чем брать с Вас десять миллионов.
Он неприятно хихикнул.
У этого парня лицо как стандартная экипировка. По нему не понять – то ли улыбка фальшивая, то ли искренняя.
– И как Вы предпочитаете? У Вас есть какие-нибудь пожелания? Лучше, чтобы родственники Вас сразу нашли или не нашли вовсе?..
– Чтобы без боли, – сказал я тут же.
– Хорошо, – Ёмидзи натянуто улыбнулся . – Вы хотите, чтобы было понятно, что это самоубийство, или представить все как несчастный случай? Также можно представить это как убийство и сфабриковать улики против человека, к которому Вы питаете отвращение. Хотя лично мне этот вариант не по душе...
– ...Ммм… Ааа… Да мне без разницы. Лень заморачиваться, – ответил я, не задумываясь и попивая чай.
Как-то меня все это не особо интересовало.
– Ну и ну, – вздохнул он с удивлением.
– Сид-сан, Вы странный человек. Обычно это мне до боли в ушах приходится выслушивать: сделай то, сделай это.
– В итоге, я же все равно умру. Так какая разница, будешь ли ты следовать указаниям или нет? Я не смогу оценить твою работу.
– Тонко подмечено, – Ёмидзи радостно зааплодировал.
– Вам придется довериться мне. Вреда от этого никому не будет, и оплата не возрастет.
Я скрестил руки на груди и задумался. Но это не изменило моего решения.
– Меня все устраивает. Я ведь буду уже мертв. А как я умру, кто найдет мое тело, всполошится ли общественность, не важно. Потому что я буду уже мертв.
– А Вы проницательны. В плохом смысле. Вы не верите ни в призраков, ни в загробный мир?
– С призраками не встречался, в загробном мире не бывал. Пусть даже призраки и существуют, я не могу ни увидеть, ни прикоснуться к ним, так что все одно.
Я вздохнул и окинул взглядом комнату.
– Взять, к примеру, эту комнату. Несколько лет назад здесь похититель убил заложницу и себя... Я здесь почти год живу, но за это время ничего необычного не видел и не ощущал. Я даже рад, что квартплата такая низкая.
Это правда. Я не верю в существование ни призраков, ни души, поэтому я страшно обрадовался, когда узнал об этой комнате.
Когда я говорю об этом, все знакомые стараются сменить тему, но Ёмидзи, почему-то, был рад: «Ну надо же».
– Подведем итоги. Сид-сан, Ваше желание – чтобы без боли, значит, проведем эвтаназию с помощью медикаментов. Ликвидацию последствий и прочее Вы оставляете на мое усмотрение. Все верно? – обобщил Ёмидзи. Не похоже было, что он делал записи – запомнил, наверное.
– Да, верно.
– Спасибо, что облегчили мне задачу. Вот бы все были такими же, как Вы, – то ли похвалил меня, то ли подколол.
Ёмидзи взял чашку с чаем, наверное, чтобы сделать передышку, но не донес ее до рта. Посмотрел на нее и как ни в чем не бывало поставил на место.
Этим он как будто бы хотел сказать: «Стану я ЭТО пить, что ли?!» Но, ни один мускул не дрогнул на его лице. Видимо, решил сделать вид, будто бы этого чая не было.
Невоспитанный тип.
Хотя, наверное, это моя вина. Я поленился и заварил завалявшийся и уже использованный чайный пакетик... Да, это полностью моя вина. Я сам, когда пил, почувствовал странный вкус.
– Ёмидзи, ты пришел не для того, чтобы остановить меня... – вдруг выпалил я.
– Что?
– Ну... Я никогда не слышал об организаторе самоубийств, поэтому решил, что за этим скрывается какая-нибудь религиозная организация, которая отговаривает людей, желающих покончить с собой, от задуманного...
Я смутился и опустил глаза. В комнате воцарилось неловкое молчание.
– Сид-сан, почему Вы решили покончить с собой? – спросил Ёмидзи, склонив голову набок.
Я сделал паузу и с важным видом сказал:
– Тебе не кажется, что в жизни нет смысла?
– Люди умрут, рано или поздно. Я уже говорил, что не верю в загробный мир, поэтому, когда человек умирает – это конец. Даже если твое имя войдет в историю, даже если ты оставишь прекрасных потомков – все бессмысленно. Ведь когда ты умрешь, ты просто исчезнешь. Лишишься своей личности.
Что-то я разболтался.
Об этом я говорил только своему лучшему другу Фуве.
– Жизнь, она похожа на домино, тебе не кажется? Все равно однажды костяшки упадут, но мы упорно продолжаем расставлять их. Но домино должны упасть. Я не хочу, чтобы кто-то другой уронил их. То есть, я не хочу, чтобы меня убили, или погибнуть в результате несчастного случая. Продолжительность жизни тоже своего рода «кто-то другой». Она не зависит от твоей воли. Я хочу сам уронить костяшки. Хочу сам умереть.
Читать дальше