И. Грекова - Пороги

— Вот видите, как успешно отбились. Наш совет не подведет.

— Спасибо, Анна Кирилловна, — сказал Гоша, подсаживая своего научного руководителя в Голубой Пегас. — Если бы не вы…

— Вздор! Если бы вместо меня тобой руководил настоящий волевой мужик, от тебя пух и перья летели бы.

— Все хорошо, что хорошо кончается, — сказал Фабрицкий. — Ты, конечно, с нами? — обратился он к Гоше. — Мама ждет.

— Нет, я должен сперва заехать…

— Куда, не спрашиваю, — перебил его отец. — Ладно, приезжай попозже. Мы тебя ждем. Нюша, пристегивайся.

— Легко сказать: пристегивайся! Это мне-то, после Гали!

— Виноват, забыл переставить пряжку. Вот так. Теперь хорошо?

— Теперь все хорошо, во всех смыслах. Знаешь, Саша, я сегодня впервые за много лет по-настоящему счастлива. Ты везешь в своем Пегасе девяносто килограммов счастья.

— А сколько их было, когда ты в последний раз была счастлива?

— Пожалуй, вдвое меньше.

— Ну уж. Не заливай.

— Ладно, как отдать — пятьдесят кило. Знаешь, когда это было? Тридцать лет назад, когда родилась моя Катя. Очень похожее ощущение.

— А когда докторскую защитила, разве ты не была счастлива?

— Не так. Существенный элемент счастья — предшествующие мучения.

— Тогда поблагодарим за это счастье нашего общего друга. Думаю, что он на этом не остановится. Нам еще предстоит такое оригинальное счастье.

— Думаю, ты не прав. Какой смысл ему писать теперь, когда всем ясно, что это клевета?

— А какой смысл было ему писать вообще?

— Понятия не имею. А ты?

— Почти не имею.

— Что ты этим хочешь сказать?

— Пока ничего.

Фабрицкий включил скорость. Голубой Пегас тронулся.

Кротов М. П. (председатель). Товарищи! Произошло очень неприятное, тяжелое событие, коснувшееся нашего заведующего Александра Марковича Фабрицкого. (Шум.) Поэтому он попросил на нынешнем собрании председательствовать меня. Слово для информации предоставляется А. М. Фабрицкому.

Фабрицкий . Я работаю в институте со дня его основания, то есть двадцать лет, и столько же лет заведую отделом. На моей памяти отдел возник, развивался, приобретал новых сотрудников. И всегда в нем царила здоровая, дружественная атмосфера. Столкновения, если и бывали, происходили по научным вопросам и не нарушали общего дружеского тона. Верно я говорю или нет?

Голоса . Верно, верно. Правильно!

Фабрицкий . Может ли кто-нибудь из вас пожаловаться, чтобы я зажимал ему рот, не давал критиковать мои действия?

Голоса . Нет, никто. Никогда этого не было.

Фабрицкий . Я рад, что таково ваше мнение. Это — главное наше богатство: свобода открытой, резкой критики. И это богатство мы должны беречь.

Коринец (соседу). К чему он клонит?

Фабрицкий . Однако случилось так, что мой двадцатилетний юбилей ознаменовался серией весьма неприятных событий. (Шум.) Начиная с декабря прошлого года в разные высокие инстанции начали поступать письма с доносами на институт, отдел, меня лично и других сотрудников отдела. (Шум.) Предлагаю сейчас не пытаться решать, кто это писал, почему и с какой целью. Но важно придать этому событию гласность. До сих пор вся тяжесть обвинений, содержащихся в анонимках, лежала на мне одном. Хватит! Настала пора поделиться этой тяжестью с вами. (Шум.)

(Фабрицкий подходит к доске, записывает даты анонимных писем с их адресами и подписями и зачитывает отрывки из писем. В зале оживление, смех.)

Вишнякова . Предлагаю прекратить веселье. Мы не на кинокомедии. Обсуждается серьезное дело, может быть, катастрофичное для нашего отдела.

Полынин. Не согласен. Именно этот смех — лучшее свидетельство против обвинений. (Одобряющие голоса.)

Фабрицкий . Как видите, последние анонимки следуют друг за другом в темпе пулеметной очереди. Анонимка номер пять пришла в ученый совет, где защищал диссертацию мой сын, буквально за час до защиты. Ее содержание было обсуждено на экстренном заседании совета и признано клеветническим. Защита прошла хорошо, голосование единодушное. Прошу прощения у коллектива за то, что мы скрыли дату и факт защиты. Теперь вы знаете почему. (Шум.)

Анонимки шестая и седьмая поступили в ВАК уже после защиты и содержали обвинения по адресу ученого совета, принявшего диссертацию к защите, и лично его председателя академика Брунова. Полного текста их я не знаю, могу только привести выдержку. (Читает.) «Научный руководитель ничтожного по своему уровню диссертанта Гоши Фабрицкого, Дятлова А. К., собственноручно расписалась в своем бессилии, заявив, что не она руководила Гошей, а он, наоборот, руководил ею. Хорош научный руководитель, который все свои сведения получает от собственного аспиранта». (Шум, смех.)