Жан Эшноз - Чероки

— Пускай девчонка уговорит их подождать, — приказал Фред. — Что ей стоит покричать еще немного.

— Да она и кричит, — ответил бритый, — кричит как оглашенная, делает все что может. Но это уже не действует. Их больше не удается сдерживать.

Фред повернулся к Гиббсу.

— Тогда вы идите туда, толкните небольшую речь, заговорите им зубы.

— Но это не было предусмотрено, — возразил англичанин. — И что я должен им рассказывать, как вы себе это представляете?

— Откуда я знаю, — рявкнул Фред, — придумайте что-нибудь. Ага, вот что: раздайте им овощи, они всегда до смерти рады, когда им раздают овощи. Это входит в программу представления. Вообще-то, я всегда оставляю это на самый конец, но, черт с ними, один раз не в счет.

— Да я понятия не имею, как это делается, — пролепетал рыжий.

— Ох, и надоели же вы мне, Фергюсон! — закричал Фред. — Даже на такую малость и то неспособны. Хотите, чтобы дело пошло, приложите хоть минимум усилий. Спросите, наконец, у массажиста или просто следите за ним и делайте то же самое, вот и все. Да идите же наконец!

Англичанин выпрямился, глубоко вздохнул и выпятил челюсть, пытаясь принять решительный вид.

— Ладно, побеседую с ними, — сказал он срывающимся голосом. — Я иду.

И он вышел в сопровождении бритоголового. Фред обернулся к Жоржу, снова улыбнулся, подмигнул и возвел глаза к потолку, словно беззлобно сетовал на слугу или на хозяина:

— Всё здесь на мне, абсолютно всё. Любую мелочь им нужно разжевать и в рот положить.

Он знаком велел троим телохранителям выйти в коридор, прикрыл за ними дверь и подошел к высокому, массивному шкафу, стоявшему в глубине комнаты; боковое отделение шкафа сверху донизу состояло из ящиков. Сунув револьвер в один из них, он вынул из другого бутылку бурбона Barclay и пару бокалов, а из третьего — крошечный черно-серый японский транзистор с большой ярко-красной кнопкой сверху. Наполнив бокалы и поставив их на пол, он уселся на табурет, спиной к стене, указал Жоржу подбородком на один из бокалов, а сам принялся настраивать приемничек, из которого полилась фортепианная музыка, а именно «Sweet and Lovely» в исполнении трио Уинтона Келли [48] Здесь и ниже — названия джазовых мелодий и имена их исполнителей. . Потом вытянул антенну, отрегулировал громкость, поставил транзистор рядом с собой и поднял бокал в безмолвном тосте, обращенном к Жоржу, который взбалтывал желтый напиток на донышке своего бокала. Они выпили.

— Слушай, — сказал наконец Жорж, — так дальше не может продолжаться. Что это за история?

— Ну вот, я вижу, ты мне не доверяешь, — огорченно констатировал Фред. — Не волнуйся, до сих пор ты делал все как надо и прекрасно сыграл свою роль. Даже твое сегодняшнее бегство оказалось очень кстати, ты отвлек их внимание в самый ключевой момент.

— О чем ты говоришь, какая роль? — нервно спросил Жорж.

— Та, которую ты должен был исполнить в моих интересах. Тебе вовсе не обязательно знать, в чем она состоит, — наоборот, даже лучше, что ты ничего не понимаешь. Вот и не пытайся понять, просто делай, что я скажу, и все будет о’кей. Поверь мне, эта история тебе только на руку, скоро сам увидишь (и он осушил свой бокал). Ну а как вообще твои дела? Мы ведь давненько не виделись. Правда, ты не очень изменился.

— Ты тоже. Разве что волосы немного…

— Что такое? Что с моими волосами? — вскипел Фред.

Он было вскочил, но тут же опять уселся, подлил бурбона в бокалы и слегка приглушил звук фортепиано, на котором играл уже не Уинтон Келли, а Ронел Брайт.

— Теперь я знаю, где лежат денежки, — я все-таки их нашел. Но это известно только мне одному, даже Гиббс не в курсе. Хочешь, покажу тебе?

Он снова встал и потащил Жоржа к окну.

— Видишь ту скалу? Вон ту, справа, повыше? Они там, запрятаны в глубине колодца. Всё лежит там, абсолютно всё, а это значит много, очень много. Стоит лишь спуститься в эту дыру — и бери сколько душе угодно, даже ты можешь взять, если захочешь… Эй, что это за шум?

А это стрелял инспектор Гильвинек.

По указке Вероники они с Кремье и с Бенедетти в арьергарде отыскали комнату с большой медной кроватью, а оттуда уже вдвоем вышли в коридор, приведший их к «ризнице». Там на них моментально набросилась троица бритоголовых, они размахивали дубинками, офицеры схватились за свое боевое оружие, и Гильвинек выпустил пулю, которая долго металась в рикошетах между стенами коридора, прежде чем упасть на пол в изнеможении, полностью сплющенной от ударов о камень. Затем противники симметрично отошли с боевых позиций в разные стороны и, укрывшись за поворотами коридора, стали думать, что делать дальше.