Туве Янссон - Честная игра

В баре Анни все было как обычно, прежние посетители были здесь, и все поздоровались с небрежной любезностью, все получили, как обычно, банановый коктейль — «on the house». Игра в бильярд была в полном разгаре, а джукбокс играл «The horse with no name».

— Все как обычно, — сказала Мари и улыбнулась Верити.

Но у Верити не было желания болтать. Человек с пластмассовыми собачками тоже был там; зеленая, розовая и желтая бежали наперегонки по стойке.

— Возьмите их с собой, — сказал он. — Порой, когда время тянется, можно держать пари, кто добежит быстрее.

На обратно пути Верити сказала:

— Я забыла спросить Анни, не заболел ли Джон ангиной. Когда отходит автобус?

— В восемь часов!

Когда они подошли к отелю, мимо с громким воем промчалась по пустынным улицам пожарная машина. Ночь была ветреная, но очень теплая.

Верити спросила:

— Попрощаемся сразу, так, чтобы дело было сделано?

— Так мы и поступим, — ответила Юнна.

В номере Юнна включила магнитофон.

— Послушай-ка это, — сказала она. — Думаю, будет интересно.

Звуки джукбокса сквозь бурное кипение людской болтовни, ясный голос Анни, удары кия, звон кассового аппарата — пауза, и их шаги по улице, а в конце — вой пожарной машины и тишина.

— Почему ты плачешь? — спросила Юнна.

— Сама толком не знаю. Быть может, это — пожарная машина…

Юнна сказала:

— Мы пошлем Верити красивую открытку из Тусона с видом города. И еще одну — Анни.

— Красивых открыток с видом Тусона нет! Там ужасно!

— Мы можем еще ненадолго остаться здесь!

— Нет! — ответила Мари. — Повторов не надо. То был бы ошибочный конец.

— Ну ладно, писательница! — сказала Юнна и отсчитала нужное число витаминов на завтра в две маленькие рюмки.

— Очки? — спросила Юнна, не отрывая глаз от своей работы. Немного погодя она сказала: — Ты посмотрела во всех карманах? В последний раз они были в ванной.

Мари ничего не ответила. Ее шаги слышались от мастерской до библиотеки и снова обратно, в спальню, в прихожую.

— Скажи, что ты ищешь.

— Чепуха! Кое-какие бумаги! Письмо! Это не важно.

Юнна поднялась, она пошла в библиотеку и посмотрела под столом. Там было много исписанных листов на светло-голубой бумаге.

— Она пишет на обеих сторонах листа и не нумерует их, — объяснила Мари. — У тебя нет времени немного поговорить?

— Нет! — дружелюбно ответила Юнна.

Мари собрала бумаги.

— Ну, что она хочет, — продолжила Юнна, — итак, вкратце…

— Она хочет знать, в чем смысл жизни, — ответила Мари. — Причем срочно — так она говорит.

Юнна села и стала ждать.

— Она полагает, что я обладаю жизненным опытом, тем самым, который необходим, когда ты стар. Что я должна сказать?

— Ну а сколько лет ей самой, этой женщине?

— Она не старая. Едва пятьдесят…

— Бедная Мари! Скажи, что не знаешь.

— Не могу. И не могу даже сказать, что ее работа — это самое важное, ведь она не любит свое дело.

— Как ее зовут?

— Линнея.

— А как у этой женщины с любовью?…

— Никак! Она одна-одинешенька, никто ее не любит.

— И никого, о ком она заботится и до кого ей есть дело?

— Этого — не знаю!

— Она читает? Интересуется тем, что происходит в мире?

— Не думаю. Теперь ты спросишь, если ли у нее какое-нибудь хобби, но его нет, и она не религиозна.

— Это, — промолвила Юнна, — повторяется снова и снова. Попытайся раз и навсегда написать, в чем смысл жизни, и сделай фотокопию с рукописи, тогда ты сможешь использовать ее в следующий раз. Мне жаль, но, пожалуй, дело обстоит так, что тебе придется самостоятельно справиться с твоей Линнеей.

— Блестяще! — воскликнула Мари. — Большое спасибо, это так замечательно — махнуть рукой на смысл жизни, раз не нужно отчитываться по этому поводу, и не получать обременительных писем от людей, которых никогда в глаза не видел и с которыми, конечно, никогда не нужно будет встречаться, а если появится кто-то другой, кто пишет благодарственные письма и соболезнования, а также учтивые отказы от всего, что неприятно, я воскликну: ха-ха!

Юнна стояла спиной к окну и смотрела; она сказала:

— Разумеется! Да, да! Подойди сюда на минуточку; гавань очень красива в тумане.

Гавань и вправду была красива. Черные трещины пересекали лед вплоть до самых отдаленных набережных, где пришвартовывались большие лодки, едва различимые в тумане.

— Ей ужасно одиноко, — сказала Мари. — Юнна, попробуй все же помочь мне — можно ли написать ей, что смысл — в том, чтобы переживать совершенно простые вещи…