Александр Шелудяков - ЮГАНА

– Договорились – ручку позолотила, так будем считать. А теперь скажи, какой формы, фасона колечки височные были. Двуголовая змея колечком свернулась. Меж змеиных головок замочек-проволочка для мочки уха.

– Да-да, дедушка, именно такие! Но откуда ты знаешь все это?

– Знаю, все я знаю, беляночка моя белогрудая! Прощения у тебя будет просить Гришка Тарханов, колечки назад вернет.

– Ой, не верю я уже в это… Врачиха говорила, что эти серьги и кольцо, которое она у Хинги купила, взяты каким-то грабителем-бугровщиком из кургана.

– Девочка ты моя родненькая, насуши-ка ты мне сухарей хлебных. Да еще бы лучше, ежели сухарики были пшеничные.

– Снова в дорогу? – удивленно спросила Алевтина Кирилловна.

– А что жить да тужить старому парусному цыгану! Штаны зашил, сапоги дегтем смазал – в путь. Агаша у моей ладьи уже парус белый починила.

Алевтина Кирилловна засыпала кофе в кофейник, поставила его на электроплитку и начала резать сыр и укладывать на блюдце. В это время звонок в дверь заставил ее вздрогнуть от неожиданности. Она поправила прическу перед зеркалом и, подойдя к двери, взглянула в «глазок», а уж потом открыла замок.

– Вы, Алевтина Кирилловна, простите меня за неожиданное вторжение. Заходил я навестить Федора Романовича. Где-то затерялся наш парусный цыган, жив ли? – сказал Григорий Тарханов.

– С каких пор ты, Григорий, начал мне «выкать»? Давай уж по-старому – на «ты». Проходи, присаживайся, незваный гость хуже татарина, правду люди говорят…

– Слушай, Алевтина, я ведь не ругаться пришел. Будь человеком, скажи, куда уехал Федор Романович? Алевтина, друг мой…

– Была я тебе другом, когда ты в больнице колодой лежал, а я, дура, ночами около тебя дежурила… Что делать, долг, так сказать, сестра милосердия. А ты… прибежал ко мне домой и эти проклятые серьги вырвал с мясом из ушей!

– Алевтина, не вырывал я эти серьги. Ты заупрямилась. А ведь они цены не имеют. Правильно называются – височные кольца. То, что они из красного золота, – пустяк. Великая их ценность – что изготовлены в первом веке. Древние письмена-резы на этих кольцах, русские письмена, имя владельца…

– Ха-ха, ой умру! Какие вы все знатоки старины! Да если хочешь знать, то этим кольцам лет семьдесят. А то заливает мне – первый век.

– Откуда тебе это известно? – быстро спросил следователь и пожалел тут же, что проявил любопытство.

– Сорока на хвосте весть принесла, – безразлично сказала Алевтина. – Вопросов у товарища следователя больше нет? Тогда прошу покинуть мою хижину.

– У тебя чем-то вкусным пахнет. Покорми. Сама знаешь, какие харчи у овдовевшего мужика…

– Березовой оглоблей кормить тебя надо по хребту! Черт с тобой, садись к столу. У меня кофе сварен. Сейчас принесу. – Сквозь наигранную грубоватость чувствовалась женственность, нежность и доброжелательность молодой женщины.

– Спасибо, Алевтина. Кофе с сыром я люблю.

Алевтина Кирилловна принесла кофейник и разлила по чашкам кофе, потом села напротив следователя и, заметив, как тот слишком уж пристально разглядывает на спинках кресел накидки из барсучьих шкур, пояснила:

– У меня слабость к меховым вещам, – и кивнула на расстеленные во весь пол две большие медвежьи шкуры.

– Чудный ковер на диване! Наверное, из оленьих шкур!

– Из пыжиков, а окаймовка из подшейка старого оленя-быка. Кумулан – по-тунгусски – называется этот коврик. – На лице Алевтины Кирилловны сияла довольная улыбка: мол, не у каждой женщины вы можете встретить в квартире такие дорогие меховые изделия.

– Знаешь, Алевтина, сегодня я проснулся рано, до восхода солнца. И уже не мог вернуть свой сон. Понимаешь, серьги, купленные тобой у Хинги, это своеобразное письмо, пришедшее к нам из тысячелетий от наших предков!

– Говори без городьбы словесной, – одернула настороженно Григория Алевтина Кирилловна.

– Расскажи, кто такая Хинга Тунгирова? Одним словом, все о ней и ее знакомых, друзьях, – попросил следователь.

Прошло уже больше месяца со дня избрания Виктора Лучова первым секретарем райкома партии. Но за это время он провел не более трех дней в райкоме. Разъезжает по району, знакомится с положением дел в хозяйствах и с людьми на местах, без вызова в райком. Только что вернулся из бондарского совхоза, где проводил партийное собрание.

– Повремени часок, Григорий, – попросил секретарь райкома, когда в кабинет вошел следователь. – Обком у меня на проводе. Шею мылить будут.