Александр Шелудяков - ЮГАНА

– Шаман и Богиня с Юганой завтра поедут в Кайтёс. Богиня будет женой вождя племени Кедра, – уверенно сказала старая эвенкийка.

Андрей подошел к окну, открыл створки. В комнату ворвался влажный воздух, дунул на догорающие свечи в красивом, развесистом подсвечнике из корней священной березы. Угасли восковые огарки, будто ножом срезало их трепетное пламя.

Стрела плавучего крана лениво поворачивалась из стороны в сторону, кидала ковш на баржу, груженную гравием. Хруст, поскрип стали о сыпучий камень. На грузовой пристани высилась гора привозного гравия. Гудки буксирных пароходов, мычание сирен теплоходов, стук дизелей, глухие выхлопы с дымными шапками – таким гудом, шумом встречает новый хлопотливый день обский берег поселка Медвежий Мыс.

В первой половине дня Агаша сидела за прилавком, посматривала в сторону пристани. Заметив знакомого мужчину, вышедшего из переулка от пристани, крикнула:

– Молодец-удалец Иткарушка! Откуда объявился в Медвежьем Мысе?

Иткар Князев подошел к Агаше, приветливо поздоровался. Смотрели они друг другу в глаза и понимающе хитровато улыбались.

– А я ведь, Иткарушка, тебя заметила, когда ты на пристанский вокзал прошел мимо меня, не признал… Лет-то уж прошло сколь – шестнадцать, не меньше. Не доводилось все видеться на встречных дорогах. А слух был о том, что ты в больших геологах ходишь на тюменской стороне, в Сургуте аль в Нефтеюганске…

– Как жизнь-то у тебя, Агаша? – спросил Иткар и, подпрыгнув, сел на прилавок рядом с лекарственным товаром.

– Вот сон-то мне нонче предвиденье в руку положил! А видела я Югану: будто стоит она в обласе, поет свой гимн тунгусский и плывет к берегу. Утром все думала: кто-то из родни или односельчан должен повстречаться. Сон в руку – ты объявился.

– Живешь-то все одна, Агаша?

– Живу в одиночестве и небогато. Вот торгую трын-травой, а выручка – кот наплакал. Давай-ка, Иткар, пойдем ко мне, гостить буду тебя, знатного одноземельца.

Иткар спрыгнул с прилавка и начал помогать Агаше укладывать в белый холщовый мешок лекарственные травы, коренья и даже сушеную грибницу из мухоморов.

– А мухомор-то зачем? – подивился Иткар.

– О, золотце ты мое, мухомор – сила! Ходовой у меня товар. Древнее лекарство… От тунгусского шамана рецепт раздобыла я. Наркотический напиток из него делается: берется черничный сок, перебродивший с хмелем, и туда добавляется густой отвар мухомора… От зубной боли-ломоты лучшее средство; при язве желудка боль как рукой снимает завсегда. А живу-то я, верно, одна, – завязывая тесемкой мешок, говорила Агаша. – Бог приметил мою тоску, радость послал. Племянница, круглая сирота, приехала ко мне тридни назад.

– В гости?

– Ой, нет. Навсегда приехала. Кроме меня, из родни у нее нет никого. Вовсе слепенькая девочка. Мэей звать ее. Правильно звать ее Марианой, ну а я на свой лад зову – Мэей.

– Красивое имя.

– Она у меня грамотная: десять классов кончила, да ешшо музыкальную школу в Томске, – протянув горсть кедровых орехов Иткару, пояснила Агаша, давая тем самым понять, что слепенькая девочка не какая-то там мокрая тетеря, а шустрая молоденькая белочка.

– Что с глазами?

– Городские доктора ничего путем не сказывали, – ответила Агаша и, поправив сбившийся платок, спросила: – А ты, Иткарушка, каким сквозняком налетел на наш Медвежий Мыс?

– Утром на «ракете» приехал из Нефтеюганска, хотел…

– Так вон ты где геологил, поди, деньжищ больших на сберкнижку нашуровал? – перебив Иткара, с любопытством спросила Агаша.

– Хотел на пристани взять билет сегодня до Томска… – сказал Иткар, объясняя, что заставило его ехать в областной центр.

Агаша хозяйничала у себя дома, готовила обед «гостевой». Иткар сидел у окна на скамейке. В комнате скромная обстановка, еще довоенных лет: горничный стол, с пузатыми точеными ножками, кухонный столик, с внутренним ящиком-столешником для посуды, стоящий у плиты, выложенной из кирпича, как и русская печь. В уютной комнате без перегородок, занавесок свободно, даже при низком потолке. Две одинаковые койки с витыми узорчатыми наголовниками из кованого железа стояли у стен одна против другой.

– Идет моя королевушка! Эвон, зыркни на нее, полюбуйся! – кивнув головой на окно, попросила Агаша.

К дому шла девушка в легком ярко-голубом платье, через плечо перекинута черная сумка на широком ремне. В правой руке девушка держала изящный батожок от старинного зонтика с резной, изогнутой рукояткой из слоновой кости. Наконечник батожка увенчивала латунная гильза. Девушка шла легко и уверенно, а батожок незаметно и чутко опережал черные лакированные туфли, и латунный наконечник давал команду: «Осторожно» или «Дорога ровная».