Марико Коикэ - Без аккомпанемента

Хорошие это были стихи или плохие — я не понимала. Я никогда этого не понимала. Не было еще случая, чтобы я смогла оценить достоинства и недостатки какого-нибудь стихотворного произведения. Впрочем, это касалось не только поэзии — у меня вообще начисто отсутствовали критерии для суждения о том, что хорошо, а что так себе. Просто я любила вглядываться в слова — незрелые, кичливые, обнажающие самолюбие автора или клубок его комплексов… Глядя на стайки никуда не годных, бестолковых слов, я успокаивалась. Причем, чем более бестолковым было произведение, тем более мне начинал нравиться его автор. Сама того не желая, я влюблялась в каждого, кто готов был заниматься таким глупейшим делом, как уличная продажа с трудом выжатых из себя не слишком чистых выделений.

Сколько же времени прошло до того момента? Я услышала, что дверь в кафе распахнулась, и кто-то вошел внутрь. Приятно застоявшийся воздух кафе вдруг разом устремился через открытую дверь наружу. Я посмотрела на дверь.

В кафе вошла девушка и за ней двое юношей. Девушка тряхнула каштановыми волосами, подстриженными «под Сесиль» [19] Сесиль — героиня французской актрисы американского происхождения Джин Сиберг (1938–1979) в фильме «Здравствуй, грусть» (1958, реж. Отто Премингер) по одноименному роману Франсуазы Саган. В этом фильме Сиберг носила короткую прическу «под мальчика». , и дерзким взглядом оглядела кафе. Она была небольшого роста, с лицом, привлекательность которого заключалась в общей асимметрии — широкие глаза, маленький рот… Выглядела она очень эффектно.

Девушка быстро подошла к свободным местам около Джули и Рэйко и поманила рукой своих спутников. Высокий юноша сел рядом с ней, а еще один молодой человек, не демонстрируя ни малейших признаков смущения, опустился на стул рядом со мной. Когда он сел, до меня донесся нежный аромат, похожий на запах свежего сена. Я снова принялась читать сборник стихов.

В кафе было тихо. Лишь величественная придворная музыка и ни одного постороннего звука.

Некоторое время мой сосед сидел молча, скрестив руки на груди. Когда ему принесли кофе, он слегка прокашлялся.

— Это… — сказал он, обращаясь ко мне, — это не Тамадзавы ли сборник?

Я подняла голову. Юноша смотрел на меня с ласковой улыбкой.

— Я не ошибся?

Словно нескладная ученица младших классов, я открыла содержание книги, нашла место, где была напечатана фамилия автора Т. TAMAZAWA, и неловко протянула книгу юноше.

— Так я и думал, — сказал он, усмехаясь. — Просто Тамадзава — мой университетский однокашник.

— Да ну! — выпалила я, но тут же поправилась: — Что вы говорите.

Все-таки этот юноша был явно старше меня. По крайней мере за старшеклассника его принять было нельзя.

На мгновение наши глаза встретились в тусклом желтом освещении. Я почувствовала слепящую боль и тихонько отвела взгляд.

Трудно описать его лицо. В какой-то момент мне в голову пришло слово «иудей». Разумеется, я никогда не была знакома ни с одним евреем. И об их внешности могла судить исключительно по фотографиям. Но почему-то я так подумала. То ли из-за волнистой пряди черных волос, спадающей на его гладкий лоб. А, может быть, из-за изящных черт лица, которые делали его не похожим на японца, и плотно сжатых в прямую полоску губ. Мне показалось, что он как две капли воды похож на кого-то из красивых еврейских мужчин, которых я видела на фотографиях или в кино.

— Где ты его нашла? — спросил он, вынимая из помятой пачки короткую сигарету «Хоуп» и прикуривая от зажженной спички. Все еще робея, я, словно маленький ребенок, показала пальцем на стену:

— Там… ну, возле универмага «Фудзисаки».

Юноша усмехнулся, погасил спичку и бросил ее в пепельницу.

— Опять намастурбировал чего-то и продает. Тяжелый человек. И ты это специально купила? Небось, сто иен отдала?

— Ага, — сказала я. — Сто пятьдесят. Еще пятьдесят иен дала сверху.

— Серьезно? Ну ты даешь! Какому-то избалованному уличному поэтишке подарила пятьдесят иен?

— А что такого? В конце концов мы тоже разным людям врем, что якобы собираем пожертвования, а потом на эти деньги пьем кофе и едим рамэн.

Сидевшая передо мной Рэйко повернулась назад и криво ухмыльнулась.

— Да вот они, все здесь, — я выставила подбородок, указывая на места перед нами. — Мои подруги. Мы все трое очень скверные девочки.

— Старшая школа? — спросил юноша. Я кивнула и подняла вверх три пальца: — Третий класс. Старшая женская школа S.