Пенелопа Лайвли - Как все это начиналось

— Да, если вы не верите в — как это?.. — то, что точно произойдет, что придет, что должно прийти.

— Судьба.

— Вы так это называете? Нет, думаю, что я не верю в это.

— Пожалуй, хуже было бы, если бы верили. Нет спасения. Однако вы всегда можете рассчитывать, что вам улыбнется удача.

— Сегодня так и вышло. Я с вами в этом милом музее и думаю, мы много еще не посмотрели. Так что, может, походим тут. — Он встал. — Тогда я забуду про мастера, и, может, на следующей неделе мне улыбнется удача на интервью. У меня будет другое интервью, я говорил вам, да?

Она тоже встала.

— Да, говорили.

Они пошли к мусульманам. Потом в китайские залы. Взяв с собой все, что теперь поняли, хоть и не высказали.

Роуз смотрит на свою мать и не видит ее. Мысли Роуз далеко.

— Звонила Люси, — говорит Шарлотта. — Просила, чтобы ты с ней связалась.

— Люси?

— Люси.

Роуз продолжает смотреть на Шарлотту. Секунду. Две. Потом с размаху плюхается обратно в свою жизнь, вновь оказывается на собственной кухне.

— А! Правда? Звонила? — Она залпом допивает чай и встает. — Спасибо. Я ей позвоню.

В последнее время она как будто отгородилась от дома, от семьи, от всего.

— И еще… — говорит Шарлотта, но Роуз уже вышла из комнаты.

Через пару минут она возвращается, уже в пальто, с сумкой.

— И еще одно, — пытается все же договорить Шарлотта. — Извини меня, я разбила чашку. Ту, с голубым и серым рисунком. — (Роуз смеется). — Я рада, что ты смеешься. Мне казалось, ты очень дорожишь ими, — произносит Шарлотта.

— Не очень. Я не собиралась завещать их Люси, — продолжает смеяться Роуз. — Мама, мне надо бежать. Меня ждет Генри, он не любит, когда я опаздываю. Постоянно носится с этими своими мемуарами! А этот Марк — настоящая заноза. Ну, пока, я побежала.

Шарлотта выбрасывает в мусорное ведро черепки. Почему дочь смеялась? Она весьма странная в последнее время — такой Роуз Шарлотта раньше не знала. Но кто может похвастаться тем, что знает своего ребенка? Конечно, кое-что нам известно: самые типичные реакции, черты характера, унаследованные от нас же. Остальное непроницаемо. И это правильно. Мы их родили, да. Но проект не наш.

Роуз чем-то взволнована? Возможно. Ведь почти все люди постоянно волнуются. Вполне человеческое состояние. Люси? Джеймс? У самой Роуз какие-то проблемы? Нет, она сказала бы. Видимо, ничего серьезного. Но все равно Шарлотта беспокоится за нее. Да, конечно, и это тоже вполне естественно. По десятибалльной шкале беспокойств тревога за детей — это десять баллов. Денежные дела — пять-шесть. Здоровье — колеблется в зависимости от степени серьезности проблемы. Расстраиваться из-за мелких бытовых неудобств — это уже распущенность. Наплевать, что на кухне течет кран.

Шарлотта размышляет о том, что в старости волнения имеют свою, особую окраску. Как если бы электроны побежали по проводнику в обратном направлении. Все мы с годами впадаем в солипсизм, но, как ни странно, наши беспокойства в основном сосредоточены вне нас самих. Неприятности со здоровьем в старости неизбежны, даже предсказуемы. Мы «беспокоимся о близких» — формулировка, надоевшая не меньше, чем «закрыть тему», — о всеобщей деградации, о том, что шестнадцатилетние втыкают друг в друга ножи, а двадцатилетние не могут найти работу. О том, что воробьи куда-то пропали, а бабочек стало мало, об окружающей среде, о том, что творится с языком, о книгах, которые никто не читает, о людях, которые не читают книг.

Все это совершенно непродуктивно, не более чем потакание своим прихотям. Оставьте ножи полиции, а окружающую среду — Королевскому обществу охраны птиц. Если люди не читают, значит таков их выбор, а неистребимая, пожизненная привычка к чтению тоже, может быть, своеобразный недуг.

Шарлотта убирает посуду после завтрака, кормит кошку. Джерри ушел на работу, Роуз едет к его светлости. Перед Шарлоттой, зевая от скуки, лежит утро. Что делать? Слава богу, боль сегодня приглушенная. Может, предпринять вылазку в библиотеку, невзирая на запрет Роуз?

Антон играет в покер с племянником и ребятами. Ему катастрофически не везет, он уже должен выставить полдюжины банок пива. Ребята говорят, что сам виноват, не может сосредоточиться, играет «грязно». Антон смеется. У него болят ноги и спина, как всегда после работы. Ничего, он привык не обращать на это внимания.

«Не думай о ней», — говорит он себе, но все бесполезно.

Конечно он о ней думает. О том, что она сказала, о том, что осталось невысказанным.