Игорь Кудрявцев - Самый малый атлас мира

— Не пойду я, мать, к ним. Не то у меня на уме. Потерпи немного, скоро у нас с тобой все наладится по-новому…

Не пойдет Серега работать. Поработал… будя… пущай работает железная пила, а у Сереги способ есть верный, людьми проверенный. Вот только бы до Рождества дотянуть…

Так и зима пришла, а с ней и морозы лютые, и снегу по окна. Вот уж и Новый год справили, все как полагается: с елками, с подарками, с гулянками. Только Серега не веселится, не гуляет: не до праздников ему. Рождество пришло, дело сделает — за всю жизнь отпразднует. И не страшно ему на дело-то идти, потому как ничего он на этом свете не боится, потому как есть у него цель, как день ясна…

А как настало ему время на дело идти — прояснился весь, зарадовался. Посадил Серега кота своего, откормленного, расчесанного, холеного, в сидор импортный, застегнул молнию, перекинул сидор через плечо, да и пошел на край села. Мороз щеки дерет, темень — глаз выколи, и не страшно ему ну вот ни на капельку. Вышел он на край села, повернулся к домам лицом, да и стал как столб. Стоит Серега, ждет Его, не пошевелится. А только стало ему как-то не по себе, аж трясучка во всем теле. Не поймет Серега никак, что с ним делается, ведь не боится он ничего на этом свете, ведь есть у него цель, как день ясна…

О ту пору шел мужик из соседнего села, не пьян, а только выпимши. Идет, нога за ногу, никого не трогает, потому как нет вокруг никого, хоть свищи. А куда идет?.. Шут его знает? Может, к куме бражки хлебнуть, может, по делу спешит, а может, от дела домой возвращается. И захотелось мужику покурить, и папиросы у него есть, да спичек нет. Идет, поспешает, нога за ногу. Вот уж дошел — дома видны. Видит мужик: на дороге человек стоит, как столб стоит, не пошевелится, лицом к селу и сумка за спиной.

«Вот, — думает, — и огоньку спрошу…» Идет, поспешает. Подошел мужик, тронул человека за плечо, а тот руками всплеснул, да и упал ничком. Испугался мужик, стал он падшего тормошить, да все без толку. Помер человек: был — и нет его. И видит мужик: сумка-то шевелится. Поднял он ее, хотел раскрыть, а за спиной вдруг глас:

— Мужик!.. Что в мешке у тебя?!

1997

В нашей воинской части половой вопрос всегда был самым больным.

А наш командир части майор Елдугин считал, что «солдат должен с честью и достоинством переносить все тяготы и лишения воинской службы». И на первое место он ставил лишения сексуального плана. «Не пристало, — говорил он, — советскому воину растрачивать свои драгоценные силы, предназначенные для служения Родине, на каких-то баб…» Он и сам эти силы не растрачивал и следил, зорко следил за тем, чтоб и его подчиненные тоже не растрачивали.

Говорят, в Древнем Риме одно паскудство было в законе: воины в дальних походах без баб обходились, а жили друг с дружкой, нехристи смуглозадые. А в моей части древних римлян не было, и воины предпочитали спать с бабами. Где баб брали? Да нигде… сами приходили, этого добра у нас было предостаточно.

Весь забор вокруг нашей части был исписан губной помадой. Это они, наши боевые подруги, начертали на воротах КПП знаменитую фразу: «Б…ю буду, выйду замуж за сержанта!»

А самой любимой подругой нашего подразделения была Наташка-Вонючка, пятнадцатилетняя златокудрая потаскушка. Ох и хороша была, слов нет…

Почему — «вонючка»? А не знаю, честное слово. Смею вас уверить, пахло от нее просто потрясающе. Все воины наши от ее запаха дурели, как кобели во время гона. Когда Наташка к нам приходила — в нашей части наступал праздник. А вынослива была: по полроты через себя за раз пропускала…

Только не стоит ее уж очень-то осуждать. Если б вы знали, как Наташке осточертел ее грязный городишко, как надоела зачуханная «кабанка», где ее учили на повариху… как измучила старая маразматичка-мать.

И была у Наташки-Вонючки мечта: выйти замуж за доброго, красивого солдатика, который увез бы ее после службы к себе домой, в большой замечательный город, где ее никто не знает, где будет она просто Натальей, а не Наташкой-Вонючкой. Вот потому-то и таскалась она по ночам в гарнизон, что другого способа слинять из своего долбаного городка не видела.

Вот о ней и рассказ, да еще, о моем друге Вите.

Витя был парень видный: высокий, красивый, кудрявый; ну, прямо, Александр Блок — такая у Вити была поэтическая внешность. И родом он был не из какой-нибудь там Пензы или Коломны, а из красивого города Киева. Да и профессия у Вити была тоже ничего себе: дамский портной. Обшивал он всех офицерских жен нашего гарнизона; и, бог знает, может, не только обшивал: примерка, ведь, процедура интимная…