Олег Суворов - Злой Город

– Значит, для вас неубедительны примеры чудес Святого Писания и приводимые там же свидетельства очевидцев?

– Нет, конечно, да и почему я должен больше верить в чудеса, творимые Иисусом, чем в чудеса Будды или Аллаха? Русские народные сказки ничуть не убедительнее арабских или китайских.

– А какие доказательства существования иного мира вам бы хотелось иметь, чтобы поверить?

– О, это сложный вопрос. Вполне возможно, что вообще не существует его решения, как нет ничего общего между истинами веры и истинами знания. Ведь нельзя же для доказательства мира духовного требовать такой же подтверждаемости фактами, к которой мы привыкли в мире материальном. А чудеса, то есть нарушения природных закономерностей, сами уже требуют веры. Например, чтобы уверовать в способность души существовать независимо от тела, мне надо бы, находясь в здравом уме и твердой памяти, как пишут в завещаниях, пережить подобный опыт почти так же, как я переживаю опыт ее присутствия во плоти. Но это-то и невозможно, поскольку душа не обладает органами тела.

– Получается, чтобы убедиться в истинности духовных феноменов, вам необходим чувственный опыт? А как же истины математики или логики? – и отец Мерхесидек хитро подмигнул Погорелову, как бы приглашая его в союзники.

– Дело в другом. Любой наш земной опыт или знание, в отличие от небесного, мы всегда можем повторить и проверить…

– Не всегда. А как же сны, галлюцинации?

– Да, пожалуй, что не всегда, – Дмитрий задумался. – Тогда я скажу несколько иначе – все материальные явления могут обнаруживать себя через взаимодействие с другими материальными явлениями. Все духовные явления познаются только изнутри их самих. А потому нельзя обосновывать наличие каких-то духовных феноменов ссылкой на странное поведение объектов материальных, то есть на чудеса. Но нельзя объяснять и поведение материальных объектов, вставляя в объяснительную, причинно-следственную цепочку какой-то духовный феномен – проще и честнее признаться в своем незнании. Я понятно все это высказал?

– Не очень, – отозвался Погорелов, и отец Мерхесидек кивнул.

– Грубо говоря, чтобы убедить слепого, надо ссылаться на ощущения, а не на цвета и краски, и если мы доказываем существование нематериального мира ссылкой на такие же нематериальные феномены, то попадаем в порочный круг, пытаясь доказать недоказанное ссылкой на него самого. Если же мы сошлемся на феномены материальные, то это будет требовать веры в возможность взаимодействия духовного с материальным, и мы попадаем в другую логическую ошибку – предвосхищение оснований. Отсюда и мой здоровый скептицизм по отношению ко всем этим вещам.

– Если я вас правильно понял, – вежливо улыбнулся отец игумен, – то доказательства бессмертия души не имеют ценности для неверующего?

– Конечно, нет. И кроме чисто логической невозможности таких доказательств, о чем я только что говорил, имеются еще и… практические, что ли. Ведь вся прелесть бессмертия состоит в возможности наслаждаться теми же благами, которые мы выше всего почитаем в земной жизни – любовью женщин, мудрыми книгами, красотой мира… А что мне бесплотные и мистические радости какой-то любви к Богу, которую обещают взамен. Это обещание тому же слепому показать Венецию.

– Ну, на это очень легко возразить, – живо отозвался отец Мерхесидек. – Вспомните, какие радости в жизни у вас были в дошкольном возрасте – прогулки, мультфильмы, мороженое. Тогда вы еще не знали ни удовольствий любви, ни удовольствий мудрости и были счастливы в своем незнании. Так почему же вы думаете, что высшими радостями являются радости зрелого возраста, а не радости духовной близости к Богу, которые, как я очень надеюсь, вам еще предстоят?

– Да, здесь вы, может быть, и правы. Но как достичь этих радостей? – на этот раз улыбнулся Дмитрий.

– А вот теперь вы обратились непосредственно по адресу, – и отец игумен встал, оживленно потирая руки. – Вот послушайте, что старец Амвросий писал по этому поводу Льву Толстому, – он подошел к своему рабочему столу и снял с него книгу. Дмитрий в этот момент успел переглянуться с Погореловым и сделать такой жест, который мог одновременно означать два вопроса: а где же обещанный чай и а не пойти ли нам отсюда?

– Вот его подлинные слова, – отец Мерхесидек вернулся на свое место. – «Все труды и подвиги телесные и даже подвиги самоумерщвления, если они не направлены исключительно к исполнению заповедей Евангелия, и в особенности смирения, не только не приносят пользы душе, но наоборот – приносят ей величайший вред и совершенно ее погубляют». Смирение, мой друг, и исполнение святых заповедей – вот тот путь к блаженной жизни, о котором вы меня спрашивали.