Олег Суворов - Злой Город

Под мостом прогремел товарный состав, рядом проехал троллейбус, над головой прострекотал вертолет, но Дмитрий впал в состояние такой углубленной сосредоточенности, что наблюдал мир как бы через стекло, настолько отчетливо отделявшее его от всего окружающего, что это придавало волнующую нереальность его собственному миру. И это было бы даже интересно – рассматривать внешние события таким образом и чувствовать себя при этом невидимым и сторонним наблюдателем, если бы стекло вдруг не раскололось и не осыпалось, словно от попадания невидимой пули. Дмитрий понял, что надо делать, когда узнал о том, что позднее произошло в этот день в городе.

Толпа росла на глазах с каждой минутой, и непонятно откуда взявшиеся возбужденные люди, что-то кричавшие и размахивавшие красными флагами и палками, с разбегу врывались на Крымский мост, рассекая тонкие цепи ОМОНа, одними дубинками пытавшегося преградить им путь. Слышались глухие удары о каски и щиты милиционеров, и общий, нестройный крик постепенно перерастал в яростный рев.

На мосту завязалось настоящее побоище, а Дмитрий, одетый в старую куртку, в джинсы и кроссовки, стоял перед входом в парк Горького и с волнением наблюдал за всем происходящим. Никогда прежде он не видел милицию столь жалкой, а толпу столь грозной. Какая-то неведомая сила всеобщего возбуждения вовлекла его на мост вслед за первыми группами десятитысячной толпы. Он просто шел, и все его эмоции словно бы застыли на точке растерянности, не успевая оценивать то, что четко фиксировал потрясенный разум.

Вот отнятые у омоновцев каски и щиты полетели в реку, пока чей-то голос не заорал: «Остановитесь, товарищи, щиты самим пригодятся!» Вот три человека яростно избивают ногами лежащего на проезжей части моста, окровавленного и уже почти не реагирующего милиционера. Вот троих омоновцев прижали к перилам и, не давая им вырваться, оживленно обсуждают, а не сбросить ли их в реку, пока те только жалко прикрываются щитами от палок и древков знамен, которыми в них тычут, как в затравленных собак. А вот какой-то страшный в своей ярости дед, только что оравший: «Коммунисты, вперед!» и «Бей их, бля-дей!», – вдруг стал оседать на землю, хватаясь за сердце и опираясь на свой нелепо размалеванный плакат: «Иуду Ельцина под суд!»

Дмитрий шел и шел дальше, перешагивая через валявшиеся повсюду камни и палки, в самом конце моста его ждала еще более жуткая сцена. Трое одетых в пятнисто-камуфляжную форму боевиков сбрасывали с парапета на проезжую дорогу внизу отчаянно извивающегося и орущего омоновца, а рядом стояли люди и, даже позабыв о том, чтобы что-то кричать, смотрели на это как завороженные. Но как только омоновец полетел вниз, все дружно бросились к парапету, чтобы посмотреть на распростертое в безжизненной и нелепой позе тело.

Дмитрию было страшно находиться среди этих неузнаваемых людей, но он все шел и шел, подгоняемый какой-то странной нервозностью. Возле метро «Парк культуры» банда юнцов громила коммерческий киоск, оттуда слышался звон бьющегося стекла и бессвязный мат, но основная часть толпы, разгоряченная первой победой над милицией, поспешила дальше. Дмитрий еще не видел тех, кто шел во главе, но нелепо ковыляющие и что-то орущие пенсионеры со своими неизменными плакатами генералиссимуса производили дикое впечатление разбегающегося сумасшедшего дома. Впрочем, и вся ситуация явно отдавала фантасмагорией. Дмитрий помнил эти места: и Крымский мост, и Садовое кольцо, и Зубовскую площадь – еще по давним трехсоттысячным демократическим митингам, когда он тоже шел посередине проезжей части и с непривычной точки зрения оглядывал знакомые здания. Но тогда все было как-то светло, хотя и слегка тревожно, всех опьяняла жажда перемен и никто бы тогда не поверил, что через три года по этим же местам, сметая все на своем пути, прокатится небольшая, но очень агрессивная толпа людей, которым эти перемены оказались ненавистны. 'Причем ведут они себя так, словно вырвались из незримого подполья и стремятся натворить как можно больше, прежде чем их вновь туда загонят. «Проклятые люмпены, – злобно бормотал Дмитрий сквозь зубы, прибавляя шагу, чтобы обогнать какого-то, явно пьяного типа В грязном пальто, – где же управа на всю эту сволочь?"|

В районе Кропоткинской улицы была выставлена еще одна, жидкая и растянутая цепочка безоружных солдат, с которой расправились столь быстро, что в разочаровании от слишком легкой победы стали преследовать и избивать разбегающихся. Солдаты прятались в автобусы, закрывали двери и баррикадировали щитами окна, которые немедленно разлетались вдребезги под градом непонятно откуда взявшихся булыжников.