Олег Суворов - Злой Город

Как-то интуитивно (наибольший успех у женщин имеют мужчины с развитой интуицией) Дмитрий вовремя сориентировался и не стал признаваться в том, что хотя он и живет на Песчаной улице, но в другом городе. Сказать, что приехал всего на месяц, означало тут же предстать перед ней в традиционном облике любителя необременительных похождений. А ему хотелось завести роман серьезный и долгий, чтобы потом можно было не раз приезжать в этот незабываемый город. За две недели пребывания в Ленинграде он уже достаточно освоился, а потому смело заявил, что и сам всю жизнь здесь живет, хотя в данный момент временно проживает в университетском общежитии.

Они немного погуляли по Невскому, посидели в пивном ресторане напротив памятника Кутузову, по другую сторону канала Грибоедова, а затем пошли в кино. И вот тут, выходя после сеанса, он неожиданно потерял ее в толпе, сам не понимая, как это могло случиться. Крайне раздосадованный утратой этого, столь удачно складывающегося знакомства, он поехал в свое общежитие, размышляя по дороге на скользкую тему: «Случайно это вышло или она нарочно убежала?» И тут ему вспомнилось, как она что-то говорила о своем родном дяде… а, ну да, он же декан факультета повышения квалификации Ленинградского университета!

На следующее утро Дмитрий одним из первых отправился на Васильевский остров, где находилось здание их факультета, но вовсе не на занятия, а прямо в кабинет декана. Тот оказался довольно добродушным, лысоватым человеком, обладавшим уютно-домашним видом типичного дядюшки из водевилей. Выслушав слегка укороченный рассказ Дмитрия, в котором отсутствовал пивной ресторан, и поинтересовавшись тем, из какого города тот приехал, он вырвал листок календаря и записал ему телефон своей племянницы.

Усмехнувшись дядиной предусмотрительности и очень довольный собой, Дмитрий удалился и спустя час уже звонил Лене. Из ее веселого удивления он так и не понял – бросила она его тогда или просто потеряла? Впрочем, это уже было неважно, поскольку на следующий день они гуляли по желтеющему осенней листвой Летнему саду. Это был один из самых восхитительных моментов в его жизни – он чувствовал, что увлечен красотой осеннего Петербурга, собственной свободой, остроумием очаровательной девушки – и вообще все вокруг прекрасно, а надоевшая Москва с ее деловыми проблемами далеко.

Через неделю, воспользовавшись тем, что родители Лены ушли в театр, он побывал у нее в гостях. Они рассматривали фотографии в альбоме, целовались, пили сухое вино. И все было бы великолепно, если бы, покинув ее дом, он не напился в тот же вечер в каком-то подозрительном баре от чувства радости и полноты жизни. А когда вышел, то решил сократить дорогу и пошел не по Невскому, а через один из тех петербургских дворов, которые придают опасность этому, не слишком гостеприимному городу. Там он и получил сзади неожиданный удар по голове, очнулся в отделении милиции, подобранный патрулем, разумеется, без часов, без денег и без шляпы. Поскольку кровь из раны на голове лила не переставая, а он был пьян и шокирован, то прямо из отделения его отвезли в спецвытрезвитель на Васильевском острове, где зашили рану и оставили ночевать.

На следующее утро, в восемь часов – эту сцену он и сейчас еще вспоминал с ужасом и отвращением – в испачканном засохшей кровью сером плаще, одетом прямо на голое тело (рубашку разорвали в вытрезвителе), с повязкой на голове и тремя рублями в кармане он отчаянно ловил такси, чтобы доехать до общежития

Однако эта кровавая история имела неожиданно приятное следствие. Дмитрий так красочно и драматично расписал Лене по телефону все, что с ним произошло, что она воспылала желанием посетить его, «бедненького», в общаге, поскольку он сам, со всеми своими синяками и ранами, выходить стеснялся. Свое временное проживание там он объяснил ее довольно оригинальным способом:

– Понимаешь, котенок, когда слишком долго живешь на одном месте, то обрастаешь таким липким мхом воспоминаний, что они просто начинают подавлять своей тяжестью. С каждым шагом или метром что-то связано, а потому начинаешь напоминать смотрителя дома-музея своего собственного имени. Плотная пелена прошлого не то, чтобы старит, но замедляет течение настоящего, а то, что древние римляне называли Ларами, или «духами места», гнетет твой собственный дух. Иногда необходимо пожить в каком-нибудь другом месте, тем более что в моей собственной квартире сейчас ремонт.