Павел Басинский: Русский роман, или Жизнь и приключения Джона Половинкина

И все сходило ему с рук.

Сам генерал-губернатор пообещал, что «закроет лавочку» Чернолусского, позорящего старинный дворянский герб, но угроза не перешла в законное действие. Говорили, что супруга губернатора побаивается князя, считая его чернокнижником. Известно было, что в библиотеке, которую князь удивительным образом до сих пор не распродал, остались десятки богопротивных книг о черной магии, собранных старшим братом Чернолусского, известным библиоманом и средней руки литератором.

За неделю до описываемых событий идея нового «Вавилона» овладела князем. Среди приглашенных были следователь Курослепов, помещик Талдыкин, молодой, но с уже заметно порочными склонностями господин, живший тем, что сдавал имение дачникам, а также неизменный участник всех оргий, дальний родственник князя Алексей Иванов, проживавший в Москве «вечный студент», которого с позором исключили из университета за воровство в университетской гардеробной.

Иванову была послана телеграмма. Князь приглашал родственника погостить у него «в глуши» и просил придумать изюминку для «Вавилона». Князь предлагал «не стесняться в расходах», обещая их «возместить сполна» — каким образом, в телеграмме не было сказано. Иванов с энтузиазмом взялся за дело. Накануне он прочел в «Новостях дня» фельетон о некоем чародее, обманывавшем публику бессовестным образом и бравшем за то немалые деньги. Статейка была подписана Фомой Неверующим. Таким образом автор намекал, что он один из немногих, кто остался не оболваненным «фальшивым магом», как он называл героя своей статьи. Смешное описание «чудес», происходивших в доме сенатора Недошивина, позабавило студента Иванова. «Вот то, что нужно», — решил он: князь обожал плутов и не раз признавался Иванову, что если бы не его титул, он непременно сделался бы вором или конокрадом.

Мысль посмеяться над пройдохой, вывести его на чистую воду и не заплатить ни копейки, а быть может, еще и накостылять по шее, показалась Иванову соблазнительной. Объявление господина Вирского, как звали мага, он нашел в «Московских ведомостях», с удивлением отметив, что афишка шарлатана печатается в такой уважаемой газете, в то время как разоблачитель его пристроил свой фельетон в бульварном листке. «Что-то здесь не так…» — размышлял Иванов по дороге к Вирскому.

Внешность господина, встретившего его в меблированном доме на Пятницкой улице, поразила Иванова. Умные, живые, проницательные глаза смотрели на визитера с насмешкой, словно маг понимал, с какой мыслью пришел к нему Иванов. Изящно очерченный рот, волевой подбородок и классический профиль Вирского говорили о натуре дерзкой и оригинальной.

Вирский немедленно согласился продемонстрировать свое искусство в имении князя. Иванов хотел уже рядиться о гонораре, но Вирский презрительным жестом остановил его.

— Я не нуждаюсь в деньгах, — сказал он, — и беру их только потому, что всякий труд должен быть оплачен. Размер гонорара я оставляю на вашей совести и хочу оговорить лишь дорожные расходы.

«Не видать тебе гонорара, как своих ушей!» — смеялся Иванов в душе.

— Согласен, — сказал он вслух. — Но только с условием, что деньги будут вам выплачены после сеанса.

— Вы сомневаетесь в моем искусстве?

Иванов напомнил ему про фельетон в «Новостях дня».

— Я знаю этого фельетониста, — с презрением отозвался Вирский. — Прежде всего, это человек невежественный.

— Все же я хотел бы убедиться в вашем искусстве, — развязно заявил Иванов.

— Что вам продемонстрировать?

— Поднимите с помощью взгляда мраморную пепельницу на столе так, чтобы я мог провести под ней рукой.

— И это все? Невысоки же ваши запросы!

Однако Вирский не торопился проделать фокус с пепельницей. Он неотрывно смотрел на Иванова. И вдруг студент почувствовал, что вместе со стулом поднялся в воздух и повис, покачиваясь, в вершке от пола.

«Это гипноз!» — подумал Иванов. А все же ему стало страшно от взгляда Вирского, проникавшего в самую душу.

— Отпустите! — жалко попросил Иванов.

— Не угодно ли испытать меня еще? Хотите, я расскажу о проступке, который вы совершили вчера в Сандуновских банях? Само собой разумеется, это останется между нами…

— Не надо! — испугался студент.

— Так не хотите ли узнать, что произойдет с вами через неделю?

— Ни в коем случае! — Иванов испугался еще больше. — Предпочитаю жить сегодняшним днем.

— «Довлеет дневи злоба его», — усмехнулся Вирский. — На всякий день своя забота. Похвальный жизненный принцип. Жалко, что я не могу ему последовать. В таком случае перейдем к делу. Суть моих занятий состоит в том, что я являюсь посредником между земным миром и потусторонним. На сегодня это высшее, чего я смог достичь. Для публики я показываю разные фокусы, читаю мысли, двигаю предметы на расстоянии. Но уверен, что князя не заинтересуют подобные пустяки.