Эрика Леонард Джеймс - На пятьдесят оттенков светлее

А: Итан — молодец!

К: Как наш любимый экс-доминант?

А: Кэйт!

К: Что?

А: ТЫ ЗНАЕШЬ ЧТО!

К: Извини.

А: Он — отлично. Более чем отлично. :)

К: Хорошо, раз ты счастлива, и я счастлива тоже.

А: Я блаженно счастлива.

К:;) Мне надо бежать. Мы можем поговорить позже?

А: Не уверена. Увидимся, если я буду он-лайн. Чертовы часовые пояса!

К: Это да. Люблю тебя Ана.

А: Люблю тебя тоже. Пока.

К: <���З

Доверяя Кейт быть в курсе всей этой истории, я закатываю глаза и закрываю «Скайп» до того, как Кристиан увидит нашу беседу. Он не оценит комментарий про экс-доминанта, и я не уверена, что он полностью экс…

Я громко вздыхаю. Кейт знает все, со времени нашего вечера пьянства, за три недели до свадьбы, когда я наконец уступила расследованию Кавана. Было таким облегчением, — наконец, обсудить это с кем-то.

Я смотрю на свои часы. Прошел час со времени обеда и я скучаю по моему мужу. Я возвращаюсь на палубу, чтобы посмотреть не закончил ли он свою работу…

Я нахожусь в «Зеркальном зале» и Кристиан стоит около меня, улыбаясь мне с любовью и чувством близости. Его взгляд похож на ангела. Я сияю ему в ответ, но когда я смотрюсь в зеркало, — я стою одна, а комната серая и тусклая. Нет! Моя голова резко поворачивается к его лицу, и находит его улыбку — грустную и задумчивую. Он убирает мои волосы за ухо. Потом молча поворачивается и медленно уходит; звук его шагов эхом отзывается от зеркал, пока он идет по огромной комнате к декоративной двойной двери в конце… Одинокий человек, человек без отражения…

Я просыпаюсь, хватая воздух, из-за паники, охватившей меня.

— Эй, — шепчет Кристиан из темноты позади меня, его голос полон беспокойства.

О, он здесь. Он в безопасности. Облегчение проходит через меня.

— О, Кристиан, — бормочу я, пытаясь подчинить контролю мое учащенное сердцебиение. Он обнимает меня своими руками и, только после этого, я осознаю, что слезы текут по моему лицу.

— Ана, что это? — Он поглаживает мою щеку, вытирая мои слезы и мне слышится его тоска.

— Ничего. Глупый кошмар.

Он целует мой лоб и мои заплаканные щеки, успокаивая меня.

— Всего лишь дурной сон, малышка, — бормочет он. — Ты со мной. Я буду охранять тебя.

Упиваясь его запахом, я сворачиваюсь вокруг него, пытаясь не придавать значения потере и опустошению, которые я чувствовала в своем сне. В этот момент, я знаю, что мой самый глубокий, самый темный страх — это потерять его.

Я шевелюсь, инстинктивно осматриваюсь, чтобы увидеть его отсутствие. Дерьмо! Я просыпаюсь немедленно и смотрю с тревогой вокруг. Кристиан наблюдает за мной сидя на маленьком кресле около кровати. Он наклоняется, кладет что-то на пол, затем идет и растягивается на кровати рядом со мной. Он одет в боксеры и серую футболку.

— Эй, успокойся. Все в порядке, — говорит он, его голос нежный и спокойный, он разговаривает со мной, как с животным, загнанным в угол. Нежно, он заправляет прядь волос за ухо и я немедленно успокаиваюсь. Я вижу, что он чувствует и не в состоянии скрыть собственное беспокойство.

— Ты была очень нервной последние дни, — шепчет он, его глаза широко открыты и серьезны.

— Я в порядке, Кристиан. — Я одариваю его улыбкой, чтобы он не подумал, что я беспокоюсь о поджоге. Боль воспоминаний о том, как я чувствовала себя, когда «Чарли Танго» взорвался, и пустота Кристиана, неопределенность, — мучают меня и терзают мое сердце. Улыбка застыла на моем лице, я пытаюсь подавить эту боль.

— Ты наблюдал за мной пока я спала?

— Да, — говорит он пристально, глядя на меня. — Ты разговаривала.

— Да?

Черт! Что я сказала?

— Ты взволнована, — добавляет он, его глаза полны беспокойства. Есть ли что-нибудь, что я могу скрыть от этого человека? Он наклоняется и целует меня между бровями.

— Когда ты хмуришься, образуется V-образная форма прямо здесь. Тут так мягко, для поцелуев. Не волнуйся детка, я позабочусь о тебе.

— Я не о себе волнуюсь, а о тебе. Кто позаботится о тебе?

Он улыбается снисходительно моему тону.

— Я достаточно крупный и достаточно опасный, чтобы позаботиться о себе. Подойди. Встань. Есть одна вещь, которую я хотел бы сделать прежде, чем мы отправимся домой. Он усмехается мне, большое ребяческое — «мне-действительно-только-двадцать-восемь», и ударяет мой зад. Я визжу, пораженная, и понимаю, что сегодня мы возвращаемся в Сиэтл и к моим печальным рассветам. Я не хочу уезжать. Я любила быть с ним двадцать четыре часа в сутки, и я не готова разделить его; с его компанией, и его семьей. У нас был блаженный медовый месяц. С несколькими взлетами и падениями, я признаю, что это нормально для новой супружеской пары, верно?