Эрика Леонард Джеймс - На пятьдесят оттенков светлее

А на верхушке елки — большая звезда. Папа поднимает Лелиота, и Лелиот одевает звезду на елку. Лелиот любит одевать звезду на верхушку елки. Я хочу одеть звезду на дерево, но я не хочу, чтобы папа держал меня высоко. Я не хочу, чтобы он меня держал. Звезда блестящая и яркая.

Кроме елки есть еще пианино. Моя новая мама разрешает мне трогать черно-белые клавиши пианино. Черные и белые. Мне нравятся белые звуки. Черный звук — неправильный. Но мне, также, нравится и черный звук. Я иду от белого к черного. От белого к черному. От черного к белому. Белый, белый, белый, белый. Черный, черный, черный, черный. Мне нравится звук. Я очень люблю звук.

— Хочешь, чтобы я поиграла для тебя, Кристиан?

Моя новая мама садится. Она дотрагивается до белых и черных клавиш, и появляется музыка. Она нажимает педали внизу. Иногда это звучит громко, а иногда тихо. Петь это весело. Лелиот тоже любит когда мама поет. Мама поет про гадкого утенка. Мама произносит смешной крякающий звук. Лелиот, тоже произносит смешной крякающий звук, — он складывает свои руки, как крылья и машет ими вверх и вниз, как птица. Лелиот смешной.

Мама смеется. Лелиот смеется. Я смеюсь.

— Тебе нравится эта песня? — У мамы грустно-счастливое лицо.

У меня есть чулок-носок. Он красного цвета и на нем изображен мужчина в красной шляпе и с большой белой бородой. Это Санта-Клаус. Санта-Клаус приносит подарки. Я видел фотографии Санта-Клауса. Но Санта-Клаус никогда не приносил мне раньше подарки. Я был плохим. Санта-Клаус не приносит подарки плохим мальчикам. Но сейчас я хороший. Моя новая мама говорит, что я хороший, очень хороший. Новая мама не знает. Я никогда не должен говорить новой маме… но я плохой. Я не хочу, чтобы новая мама узнала это.

Папа вешает носки над камином. У Лелиота тоже есть носок. Лелиот может прочитать на своем носке слово. Там написано Лелиот. На моем носке тоже есть слово.

Кристиан. Новая мама проговаривает его: «К-Р-И-С-Т-И-А-Н».

Папа садится на мою кровать. Он читает мне. Я держу свое одеяльце. У меня большая комната. Иногда в комнате темно, и тогда мне снятся плохие сны. Плохие сны из прошлого. Моя новая мама приходит к моей постели, когда мне снятся плохие сны. Она ложится со мной и поет мне песенки, и я засыпаю. Она пахнет мягким и чем-то новым, и прекрасным.

Моя новая мама не холодная. Не люблю… не нравится… И мои плохие сны проходят, когда она спит рядом со мной.

Санта-Клаус был здесь. Санта-Клаус не знает, какой я плохой. Я рад, что Санта-Клаус этого не знает. У меня есть паровоз и самолет, вертолет и машина… и вертолет.

Мой вертолет может летать. Он синего цвета. Он летает вокруг елки. Он пролетает над пианино и приземляется среди белых клавишей. Он пролетает над мамой, пролетает над папой, пролетает над Лелиотом, который играет в «Lego». Вертолет летит через дом, через столовую, через кухню. Он летит мимо дверей папиного кабинета и наверх в мою комнату, в комнату Лелиота, спальню мамы и папы. Он летит через дом, потому что это мой дом.

Дом, в котором я живу.

Понедельник, 9 мая 2011 года.

— Завтра, — бормочу я, отгоняя Клода Бастиля, когда он стоит на пороге моего кабинета.

— Гольф, на этой неделе, Грей. — Бастиль улыбается с легким высокомерием, зная, что его победа на поле для гольфа обеспечена.

Я хмурюсь в то время, как он разворачивается и выходит. Его прощальные слова словно сыпят соль на мои раны, несмотря на мое героическое сопротивление я был зажат в его тиски этим утром, мой личный тренер надрал мою задницу. Бастиль — единственный кому удалось нанести мне удар, и теперь он хотел померятся силами в гольфе. Я ненавижу гольф, но порой там такой большой бизнес совершается, прямо на поле для гольфа. Я также терпеть не могу его уроки… однако я сам себе боюсь признаться в том, что Бастиль действительно улучшил мою игру.

Глядя на горизонт Сиэтла, знакомая скука начинает просачиваться в моё сознание. Моё настроение скучное и серое, как погода. Мой день перемешался вместе с безразличием, и я нуждаюсь в каком либо разнообразии. Я работал все выходные и сейчас продолжаю быть заключенным в своем офисе. Я неугомонный. Я не смогу понять эти направления, не после нескольких схваток с Бастилем. Но я сделаю.

Я хмурюсь. Отрезвляющая истина в том, что единственной вещью захватившей мой интерес было моё решение отправить два сухогруза с продовольствием в Судан. И это напоминает мне — Рос должна была вернуться с цифрами и материалами по техническому обеспечению. Что черт возьми её задержало? Стремящийся с выводом о том во что она играет, я скольжу взглядом по своему расписанию и отвечаю по телефону.