Владимир Крупин - От рубля и выше

— Интересно.

— Для вас не очень. И для карьеры мужа. Он скорее сменит вас, чем профессию. Вы заразили Валерия. Стоп! Не дергайтесь, не заразили, так вызвали чем-то симптомы заразы. Выкрали паспорт, положили в постель наследника Митю, украли хрусталь, который по художественной ценности приравнивается к национальному достоянию, и никакие дарственные его вывоза не оправдают.

— Какая наивность! — воскликнула Лина, но было слышно щелканье зажигалки. — Он утаивал его национальное достояние…

— Не утаивал, а хранил.

— Я не перебивала. С Митей я спала без свидетелей…

— Ничего, найдем. У нас на Библию руку не кладут, и та же Библия маленькую ложь во имя наказания порока простят. Найдем свидетелей, найдем.

— Вы можете со мной встретиться?

— А вы вернете хрусталь?

— Мы же не на торгу. Могу я вам назначить свидание? Я выдумала про Митю. Я грешна, но не настолько, чтоб развращать малолетних.

Мы условились о встрече.

Я ехал утешать Валю, готовя доводы и в защиту Валеры, и в пользу девочек. Их особенно. До совершеннолетня нм вполне может быть оформлено пособие. Конечно, не такое, чтоб заменить Валерины гонорары, но как-то придется ужаться. В конце концов Валя из простой семьи, ей не заново привыкать, да и Митина фраза о нужде — лучшем воспитателе — это ее фраза. А Мите пора перестать тянуть с семья, пора самому в нее нести. А если он хапнул хрусталь — он озолотился. Но он ли? Валера мог и сам ножки приделать своей коллекции. И рукой вослед помахать. Вспомнив эту коллекцию, я никак не мог более представить ее в темном, укромном месте, лишенную света. Хрусталю нужен свет, взглядов он требует человеческих, любования, потускнеет иначе.

Но то, что я увидел у Вали, вернее, мне хватило увидеть саму Валю, чтобы понять: тут моего сострадания не ждут. Валя была наряжена по последней модной картинке. И причесана соответственно.

— Ну что, — сказала она, — может, еще при тебе закурить для полноты потрясения? Девчонки стряпают, стирают, я свободна от плиты и корыта, мужа нет, зато и волноваться не о ком: вот пьяного жди, вот в драку ввяжется, вот творческий кризис, нет! Отлично придумала Роза Люксембург или Клара Цеткин, в общем, молодцы суфражистки! Да неужели это я так плоха, что хуже Валериных бабенок, неужели это я мужичка не захороводю? Но чтоб без быта. Побыл — и уходи. Там тебя накормят, обстирают, пожалеют, а ко мне только с радостью, а?

— У тебя чай хороший?

— Не до чаю, Лешечка. Иди вниз, лови такси.

Валя была приглашена в Худфонд. Как и Митя. Мое присутствие Валя оговорила, так как я упоминался в письме Валеры.

Митя уже был там. В вестибюле он восхищенно обошел вокруг матери и даже бесшумно поаплодировал.

— Ну, мать, ну, мать! Не будь ты мне родной, я уж был бы у твоих ног.

Было пора. Мы шли по коридору. Я отметил, что Митя называет меня по-семейному — дядей, а не по-школьному, не по отчеству. О повести он ничего не говорил, и я не стал спрашивать.

Нас приняли более чем любезно. Долго говорили, как дорог им Валера, его творческое наследие, просили для выставки в обозримом будущем собирать его полотна, акварели, наборы и штучные вещи из хрусталя. Но вот дело дошло до мастерской, и тут нам деликатно, но твердо высказали положение, по которому владеть мастерской может только член Союза художников. «У нас еще очень многие ветераны не имеют своих мастерских». Я стал говорить, что несмотря на длительность отсутствия… «Именно длительность. Если бы даже Валерий был… ну, понимаете, присутствовал бы, но не работал длительное время, то и тогда Союз мог бы отнять мастерскую. Она для творчества, а отнюдь не склад».

— Да заберите вы ее, — не выдержала Валя.

— Минуточку, — Митя выждал паузу, откинулся на спинку стула, пошевелил пальцами руки на колене. — Я полагаю поставить в известность то, что я в скором времени буду подавать документы по вступлению в Союз художников, а после публикации повести еще и в другой творческий союз — Союз писателей.

— Но еще неизвестно, примут ли вас, — вежливо сказал чиновник.

— У них не будет прецедента к непринятию. Мое участие в молодежных выставках, сейчас я готовлю работы к Осенней выставке, память об отце, наконец… Так что давайте подождем. Думаю, мастерская останется на ту же фамилию.

Я обрел дар речи:

— Можно еще и о том сказать, что мастерская может быть музеем. О художнике столько написано, он известен за границей, его работы изучаются повсюду. Жена же…