Севак Арамазд - Армен

Глаза Маши затуманились, потом в них вспыхнул ревниво-властный огонек, и Армен почувствовал, что Маша его подавляет. Такого он не ожидал: Маша, которая, казалось, и говорить-то толком вряд ли умеет, вот так неожиданно раскрылась.

— Мужчины мне были противны. У меня просто сердце останавливалось, когда кто-то из наших детдомовских ребят обнимал меня — вроде по-дружески, по-братски. Что-то отталкивающее, бестолковое, излишнее есть в мужчинах, — Маша провела ладонью по лбу. — Гм, показалось, прилипло что-то, но ничего нет… — Она коротко засмеялась. — Но знаешь, я всегда чувствовала, что моя мать такая же, как и я. Не знаю почему, я была уверена, что пошла в мать. Поэтому терпеть не могла мужчин…

Маша смотрела перед собой с отсутствующим видом, потом метнула на Армена внимательный, испытующий взгляд, и он почувствовал еще большую подавленность.

— Ой, что я говорю, какие глупости болтаю! — вдруг спохватилась Маша. — Извини, пожалуйста. Зря, зря мы сюда пришли. Не представляешь, как на меня действует этот противный полумрак! Ты был со мной, поэтому мне и показалось, что можно пройти по этому коридору, а то я очень боюсь темноты. Понимаешь, когда я еще была в детдоме, я думала, что во всем виноват только он и когда я избавлюсь от него, все будет по-другому: стану жить одна, сама себе хозяйка и бояться мне нечего. Но я и теперь боюсь. Когда становится темно, я зажигаю в своей комнате свет, плотно закрываю дверь, сажусь вот так и жду. Слабость на меня такая находит, что ничем не могу заняться, достаточно какого-нибудь звука или движения — и я от страха ежусь и замираю. А днем я совсем другой человек — становлюсь грубой, спокойной, и все мне нипочем…

Маша вздрогнула. Вытянув шею, Армен склонился в ее сторону. И хотя она молчала, ему казалось, что он все еще слышит ее голос.

— У тебя рубашка под мышкой разошлась по шву, — с какой-то особенной теплотой сказала Маша. — Принесешь, я зашью.

Армен нащупал пальцами дыру, но ничего не сказал.

— Пошли! — мотнув головой, он повернулся и пошел.

— А вода? — спросила Маша. — Воды не хочешь взять?

— Ну так пойдем за водой, — слегка раздосадованно сказал Армен.

— Но ты идешь в обратную сторону.

Армен растерянно огляделся: в самом деле, он шел в противоположную сторону. Это было похоже на тайное бегство, и он вдруг почувствовал такую тоску по чистому воздуху, по солнцу, по жаре!..

— Ты правильно делаешь, что не пользуешься этим коридором, — Армен непроизвольно ударил по одной из неровностей стены, и плесень гниющей доски испачкала ему руку. — Ни свет, ни мрак, а только скользкая сырость.

Он вытер руку о край той же доски.

Маша внезапно обернулась и посмотрела назад.

— Никакого стука не слышишь? — вполголоса, почти шепотом, спросила она. — Будто где-то часы идут…

Армен прислушался, но никаких звуков не уловил: в коридоре было все так же тихо и темно.

— Как быстро пролетели годы… — Маша вздохнула, и голос ее странно изменился. — Например, что означает время? И какое глупое слово — «время»!.. Но вполне возможно, что никакого времени нет… вообще ничего нет… Знаешь, я много думала над этим. Ведь когда бываешь одна, поневоле начинаешь размышлять. Вот смотри, я все это время хотела рассказать тебе о своей жизни, но так и не смогла, а если бы время существовало, я бы давно закончила свою историю…

Бесчисленное множество раз меняя форму, клубы пара витали над ведром горячей воды, подобно белому дыму, причудливо извивались, поднимались вверх и, растворяясь в воздухе, исчезали. Было в этой картине что-то интимно-торжественное, и снимавшего рубашку Армена опять охватила та же таинственная дрожь, которую он ощущал в родном селе, когда входил в маленькую церковь на макушке горы и погруженный в безмятежную тишину алтарь казался ему далеким-далеким, недоступным и недостижимым, хотя их и разделяли каких-нибудь три шага… Армен сложил одежду в сторонке и снова почувствовал себя малышом, над которым молча и терпеливо застыла мать с тазом горячей воды в руках. Он улыбнулся, когда сквозь прозрачную завесу пара на миг сверкнул взгляд фиолетовой девушки и он почувствовал на лице беззвучное прикосновение ее воздушных губ…

Армен энергично принялся за дело. И хотя движения его были уверенны и целеустремленны, внимание было полностью сосредоточено на встрече с фиолетовой девушкой, но, как это ни удивительно, он не мог представить ни одной подробности: всякий раз, достигая какой-то определенной точки, воображение вдруг спотыкалось и рассеивалось, и тогда со всех сторон появлялись смутные обрывки мыслей и ощущений, не имеющих с этой встречей никакой связи, а потом, словно из мрачных облачных глубин неба, снова сверкал лик фиолетовой девушки — и все начиналось сначала…