Григорий Чхартишвили - ОН. Новая японская проза

Посреди улочки висела потухшая неоновая вывеска с незнакомыми Бену иероглифами. Из-под нее появлялись одна за другой женщины и быстро семенили по мостовой, направляясь в противоположную от кафе сторону. Из-под черных и коричневых пальто виднелись красно-желто-синие подолы кимоно. Промелькнув в полумраке, цепочка женщин свернула налево и исчезла в направлении станции.

До улочки докатился грохот первой электрички. И в округе снова воцарилась тишина. Из задней двери появился Масумура в сопровождении Ясуды. Они небрежно бросили свои пластиковые мешки в кучу мусора, после чего Масумура прикурил сигарету и замер посреди улицы. Ни Ясуда, ни Татибана тоже не торопились возвращаться в кафе.

Масумура окинул взглядом окрестности, потом шагнул вперед, словно что-то привлекло его внимание. По соседству с закусочной, из которой только что выходили женщины, находился продовольственный магазинчик. Свет там еще не горел. Перед ним-то и остановился Масумура. Улочку освещали лишь отблески раннего рассвета, проникавшие сюда с площади. Но в глубине улочки пока чернела мгла. Бен не сводил с Масумуры глаз. Рядом с решетчатой дверью, на том месте, где недавно стояли мешки с мусором, виднелись только что доставленные контейнеры с продуктами.

Масумура огляделся по сторонам. Убедившись, что посторонних нет, он раздавил на мостовой сигарету и открыл верхний контейнер. В слабом свете белели скорлупки яиц. Еще раз внимательно оглядевшись, Масумура жестом циркового фокусника разбил яйцо о колено и, к изумлению Бена, вылил содержимое себе в рот. Белая скорлупа с легким шорохом упала на мостовую.

Масумура жестом поманил остальных. Но Бен догадался, что к нему это не относится. Так что он остался в одиночестве стоять на углу, наблюдая. Ясуда, достав из контейнера яйцо, разбил его кулаком и, не пролив ни капли, выпил вязкую массу. Татибана наклонился и разбил яйцо о носок гэта, после чего одним духом проглотил содержимое. Бен наблюдал за их быстрыми, гибкими движениями. Белая форменная одежда смутно светилась в полумраке.

От одной только мысли о вкусе сырых яиц Бена едва не вывернуло наизнанку.

С площади в улочку ударил первый луч света. Он лег на мостовой отчетливой дорожкой, лишь едва не дотянув до троицы в белом. Бен вдруг почувствовал, что все трое смотрят на него из темноты, ведь сам он стоял на углу, с ног до головы залитый утренними лучами. Фигуры людей в белой форменной одежде слились в единое смутное пятно, и в центре пятна был Масумура. Бен различил, как задвигались его губы.

— А вот вы это никогда не удастся! — послышался его голос. Улочка ответила гулким эхом. Тон был до странности враждебный. Кто это — вы? Бен даже невольно обернулся. Но сзади никого не было.

«Интересно, кого это он там увидел?» — подумал Бен.

Стоящая напротив троица не пошевелилась. Только негромко захихикал Ясуда. Бен почувствовал даже не гнев, а какое-то не поддающееся описанию бешенство. Неведомая сила подхватила, поволокла его вперед. Сделав несколько шагов, он остановился прямо перед ними. Отстранив Масумуру, он протянул руку и взял из контейнера яйцо.

«Размазать его об эту поганую рожу!» — подумал он по-английски. Но порыв тут же угас. Бен ударил яйцом о ставни магазина. При этом часть содержимого пролилась, и брызги запачкали ворот форменной куртки. Бен поднес разбитое яйцо к глазам и увидел плавающее в полупрозрачной жидкости утреннее солнце. В следующий момент Бен вылил яйцо в рот. На мгновение стало светло как днем. Липкая жидкость забила горло, и он почувствовал тошноту, но сумел сдержаться.

Его глаза встретились с тускло блестевшими в темноте глазами Масумуры. В глазах Масумуры не было никакого выражения. Он просто пялился на место, где стоял Бен, с тем же бесстрастным выражением лица, что и в первый вечер. Бен первым отвел глаза и, повернувшись к троице спиной, вошел в кафе через черный ход. В этот момент до него донесся восторженный вопль Татибаны: «Он это сделал!» Из кухни Бен прошел мимо управляющего, складывающего чеки, поднялся на второй этаж, промчался мимо «кабинета» и остановился на третьем этаже перед раздевалкой. Только тогда он заметил, что его всего трясет.

Он сорвал с себя испачканную, оскверненную форму. В пустой раздевалке гулко прозвучал его голос: «Позорище какое!»

Бен открыл шкафчик. Единственный шкафчик, на котором не было таблички с именем. Там висели фланелевая рубашка и джинсы. Бен посмотрел вверх. Сквозь вентиляционное отверстие сочился утренний свет Синдзюку, такой же белесый, как его голая рука. Бену вдруг вспомнился осенний вечер, когда Андо, показав на далекое зарево, сказал: «А это — Синдзюку».