Григорий Чхартишвили - ОН. Новая японская проза

— Ох, ну и заболтались же мы с тобой. Сейчас придет последний поезд. Погоди, вот освобожусь и провожу тебя до храма. На-ка, накинь, а то простудишься.

Отомацу набросил на плечи девочки ватную куртку и прошел в контору. Надев пальто и затянув под подбородком ремешок фуражки, он взял фонарь и вышел на вокзальную платформу. Стенные часы пробили семь.

Торопливо счистив с платформы снег, Отомацу стал в самом ее начале. Скоро в тоннеле показался круг света. Затем снежную завесу раздвинул могучий снегоуборщик ВВ-15.

Снегоуборщик на полном ходу приближался к станции, таща за собой пустой тепловоз и извергая клубы снежной пыли. Глядя на него, Отомацу почувствовал себя виноватым. «До самого конца плясал под мою дудку, — подумал он, — и вот остался без выходного пособия и без пенсии».

Подняв правой рукой фонарь, а левой указывая на путь, он громко закричал, подавая сигнал.

Вместе с молодым машинистом на платформу спустился знакомый механик.

— А, Мит-тян, небось досталось тебе сегодня. Зайди, передохнешь да перекусишь, у меня есть сируко.

— Спасибо, Ото-сан. Но на обратном пути предстоит еще чистить и основную линию. Только забегу в уборную. А вот вам от нашего депо. — И механик вытащил корзину с великолепными фруктами.

— Это еще зачем? До прощального банкета вроде бы еще далеко. Целых три месяца впереди.

— Да нет, не к тому, поставьте на алтарь.

И механик с машинистом вразвалку направились в уборную.

Проводив снегоуборщик, Отомацу с корзиной в руках вернулся в вокзальное здание.

Он прекрасно понял, хотя и виду не подал, почему они привезли эти фрукты. Его старые приятели из депо хорошо помнили день смерти Юкко. Они вручили ему корзину как бы между прочим, словно передавая жезл, да и сам Отомацу не сказал ни слова, принимая этот знак внимания.

Остановившись у турникета, Отомацу снял припорошенную снегом фуражку и поклонился снежной мгле, в которой затихал, удаляясь, стук колес.

Подумав, что ему вряд ли удастся самому справиться с таким количеством фруктов, он решил отнести их в храм в качестве поминального приношения, тем более что все равно надо будет идти туда провожать девочку.

— Ну что, сестренка, пошли? Не забудь марку Д-51. Да и куклу тоже.

С этими словами он толкнул запотевшую от пара дверцу конторы, и тут же замер на месте, оцепенев от страха.

(Мать, ты?!)

Нет, не может быть! Однако на миг ему в самом деле почудилось, что женская фигура в красной ватной безрукавке, уютно устроившаяся в комнате спиной к нему, — его покойная жена.

— Что с вами, дяденька? Прошу к столу!

— Вот это да! И ты сама все это настряпала?

— Извините, что я без спроса забралась в ваш холодильник…

— Ничего страшного. Неужели, пока меня не было, ты успела столько всего наготовить?

На маленьком столике, накрытом на двоих, были аккуратно расставлены тарелочки с сушеной рыбой, омлетом и вареными овощами. Подавая дымящийся рис, девочка сняла с полки пиалу и палочки для еды:

— Можно взять?

— Этими палочками ела моя жена, но если хочешь, бери. Ну и мастерица же ты, просто чудеса, да и только!

— Можно было варить рис в электрической рисоварке, но это слишком долго, и я сварила в простой. Я его не замачивала, поэтому он не очень-то хорошо проварился.

— Да, хозяйка ты отменная! Не всякий сумеет из жалких остатков состряпать такое отличное угощение. Прямо как в сказке. Что ж, попробуем.

— Я ведь мечтаю выйти замуж за железнодорожника, а значит, надо научиться быстро готовить.

— Ну, экзамен ты выдержала на отлично.

Отхлебнув мисосиру, [28] Мисосиру — суп из бобовой пасты «мисо». Отомацу замер, охваченный каким-то странным чувством, выходившим за рамки простого изумления. Точно такое же мисосиру готовила когда-то его покойная жена.

— Ну как, вкусно?

— Да, давненько мне не было так хорошо…

— Почему?

«Если бы Юкко была жива, — думал Отомацу, — она наверняка угостила бы меня теперь именно таким мисосиру. Мать научила бы ее стряпать. Каждый вечер, отправив последний поезд, я находил бы дома на столе именно такой ужин».

Отложив палочки, Отомацу уселся поудобнее.

— Знаешь, вообще-то мне очень везло в жизни. Я всегда делал только то, что хотел, правда потерял ребенка и жену… И все же тут все ко мне очень хорошо относятся. Так что я все же счастливый человек.

— Правда?

— Конечно, правда. А теперь и смерти не боюсь.

Зазвонил телефон. Сунув ноги в сандалии, Отомацу прошел в контору: