Дмитрий Липскеров - Мясо снегиря (гептамерон)

А что, если я действительно умру? Ну, вот прямо сейчас?

1. У меня двое детей — шесть лет девочке, восемь мальчику. 2. Их мать, не способная к самостоятельному проживанию даже в турецком отеле «ВСЕ ВКЛЮЧЕНО». 3. Престарелый отец живет почти на другом конце мира, в Бирюлево, очень гордый старикан, которому в экстренных ситуациях необходимо помогать. Финансировать вырезания бляшек из сонных артерий, например. 4. У меня бизнес всяческий, разнообразный — ясно, что без меня загнется. Люди останутся без зарплат, их семьи… Понятно… 5. У меня большой дом, в котором также работают люди, которые следят за ним, кормят меня и моих детей, которым нужно давать очень четкие указания, иначе все развалится. 6. У меня есть сбережения, которыми необходимо управлять в такое непростое для мировой экономики время. Моргнешь, и «до свидания», бабок нет!.. 7. И наконец, Она, которая сейчас беременная и которая готовит в данный момент мне горячий бутерброд. Она сильно моложе и ее волнуют и мучают те вещи, о которых я забыл еще в прошлой жизни.

Например, я умер.

Меня отнесли на кладбище и закопали.

Вопросы:

1. Кто будет выдавать матери моих детей средства для проживания? Кто будет нудить ей в телефонную трубку, что детей надо мыть, образовывать, занимать спортом, водить ко врачам и вообще любить, а не только в «Макдоналдс» сопровождать.

2. Батя. Конечно, ему будет сложно смотреть, как сына закапывают в могилу вперед него. Кто же его самого тогда закопает? Облагородит место?..

3. Кто заграбастает мой бизнес? Наверняка сука-партнер! Он всех обведет вокруг пальца!

4. Дом… Дом моя бывшая, мой не соображающий килобайт может продать за два доллара… Обязательно продаст, так как не любит его. Я его строил для себя и детей, чтобы семью им показать, хотя бы на выходных. Она в семью не вписалась.

5. Сложно даже подумать, как моим детям будут сообщать, что их папа переехал на небо. Пацан наверняка спросит, а где уверенность, что непременно на небо? У него гадкий возраст. Девочка будет искренне плакать, но скоро отвлечется…

6. А что со сбережениями, которые я мышкой по крупицам собирал? Детям на образование, для ощущения себя мужчиной, ну и много там для чего?.. Все прахом?..

7. И наконец, Она. Моя самая важная женщина в жизни… Что будет с нею?.. Как она, беременная, пойдет на похороны? Как она дальше будет жить с моим, осиротевшим до рождения, сыном? Где?.. На что?.. Я ведь не женат на ней официально. Как она будет доказывать, что ее сын и мой сын также! Меня что, выкапывать будут для генетического анализа? Фу!.. А наследственные права на мои книги, так сказать, на интеллектуальную собственность?..

Ну, фантазия!.. Ведь таких вопросов может возникнуть тысячи…

Во-первых, нужно составить завещание, давно хотел…

Я загрустил… Мне не хотелось составлять завещание…

Всхлипнул носом, пожалев себя…

Выбрался из-за письменного стола, спустился на кухню, где она украшала бутерброд всякой травкой.

Подошел к ней, обнял, как можно нежнее, поцеловал за ушко…

— Я не умру! — прошептал. — И ты не умрешь! Давай поженимся?

Она обернулась и улыбнулась.

— Я согласна.

А потом я ел свой горячий бутерброд с индейкой и расплавленным сыром. Запивал его кофе и радостно смотрел на нее.

Она вдруг чихнула и спросила:

— А вдруг тебя разобьет инсульт и парализует?!.

Я одинок настолько, насколько может быть одинок человек. До черной пустоты. До края.

Понимание этого часто приводит меня в отчаяние. Невозможно к этому привыкнуть. Невозможно привыкнуть к Бесконечности.

Мое одиночество не связано с отсутствием чувств кого-либо ко мне. Я одинок от Бога. Надеюсь, что от Него.

Бесы кружат… Круженье их — бесконечная карусель, так, что во рту привкус моря. Бесы кружат!.. Есть большой соблазн превратить их в ангелов.

Одиночество — ощущение близости смерти, может быть, сама смерть. Я сам — своя смерть. Я очень страшусь смерти, а значит, еще более боюсь себя, как ее носитель, как сама смерть.

Быть беременным собственной смертью. Вынашивать ее, холить, нежить… Знаешь наверняка, что разродишься удачно. Родишь себя, родишь смерть. Родишь мать, отца… Только не своих детей…

Рассказывать об этом бессмысленно. Объяснять — бессмысленно вдвойне. Секунде равен час. Часу — день, дню — месяц!.. Ах, все!!! Как все?!. На лице обескураженность, затем отчаяние. Все облетело. И листва, и лепестки ромашки, и волосы с головы… Ты готов снестись, как курица. Только черным цветом. Скорлупа черная, а желтка нет. Вместо — капля души, или ошметочек ее… Несут… Какого цвета ошметочек, простите?..