Кристофер Бакли - Господь — мой брокер

— А теперь, — сказал монсеньер Маравилья, — преклоним головы и помолимся о том, чтобы Господь даровал нам прощение.

Он раскрыл наш требник и прочел отрывок из «Молитвы во время тяжких испытаний» святого Тада. Найти утешение в молитве мешала мысль о том, что это были последние слова нашего покровителя, которые удалось записать, прежде чем султану надоело его пытать и он отпилил ему голову:

«Господь, с презрением взгляни на меня, несчастного, и сделай так, чтобы страдания мои превосходили даже грехи мои. Пусть боль разрушает члены мои. А когда эта боль пройдет, даруй мне другую, еще более мучительную. И когда я подумаю, что самое худшее позади, удиви меня невообразимыми муками, дабы в Судный День мне было даровано искупление грехов и все стали говорить: „Воистину этот человек познал боль“».

Выходные дни тянулись медленно. Лишенный доступа к своему компьютеру, я все время проводил за теми занятиями, о которых давно успел позабыть — за молитвой и созерцанием. Большинство остальных монахов занимались тем же. В Кане явно царила атмосфера одухотворенности, но с другой стороны, если парафразировать слова доктора Джонсона, ничто так не способствует концентрации мыслей, как сознание того, что завтра вам отпилят голову.

За едой Аббат не произносил ни слова, а все остальное время сидел в своей келье. Даже наш никогда не унывающий брат Джером казался подавленным. Только брат Боб ухитрялся поднимать нам настроение. В воскресенье утром, когда мы гуськом выходили из церкви после мессы, он принялся насвистывать мотив «Далеко еще до Типперери», а потом негромко пропел: «Ох, далеко еще до Ки-сан-га-ни…»

За обедом он раздал всем фотокопии составленного им разговорника под названием «Жаргонизмы-Конгонизмы», а также учебного диалога, озаглавленного «Une conversation Kisanganaise entre Frere Jacques et Frere Jim». Вот этот диалог:

БРАТ ЖАК: О-ля-ля, ну и жарища!

БРАТ ДЖИМ: Не так жарко, как в районе преисподней. Хи-хи!

ЖАК: Говорят, дело не в жаре, а во влажности.

ДЖИМ: Прошу не путать! Тут у нас говорят, дело не в малярии, а в проказе.

ЖАК: Да, кстати, о проказе: у вас было две руки, когда мы встречались за завтраком?

ДЖИМ: Надо же, да ведь вы правы! Где же кисть моей левой руки? Вы ее не видели?

ЖАК: Наверно, в библиотеке. Может, пойдем вместе поищем?

ДЖИМ: Отличная мысль! Только сперва примем пилюли от малярии.

ЖАК: Договорились! Правда, можно просто выпить немного чудодейственного вина из Каны. Говорят, оно лечит от всех болезней. Может, от него у вас и новая конечность отрастет.

ДЖИМ: Я прошу, нет, требую, чтобы вы больше не упоминали при мне об этом проклятом вине!

ЖАК: Ба! А вот и брат Август!

ДЖИМ: Простите, брат, вы не видели мою левую руку?

АВГУСТ: К сожалению, нет. А теперь позвольте мне задать вам вопрос: это не ваша сандалия?

ДЖИМ: Конечно нет! Где вы ее нашли?

АВГУСТ: Внутри громадного крокодила, которого поймали туземцы. Скажите, кто-нибудь из вас видел брата Анатоля?

ЖАК: Лично я со вчерашнего дня не видел. А вчера днем он стирал белье у реки.

АВГУСТ: Силы небесные! Выходит, уже третьего монаха в этом месяце съели! А теперь чья очередь стирать белье? Постойте! Куда это вы так быстро бежите?

После обеда я вышел прогуляться, надеясь обрести ясность ума. Был чудесный летний вечер. В сгущавшихся сумерках от горы Кана веяло некой безмятежностью и даже величавостью — возможно, потому, что не было ни крикливых паломников, катающихся с горки, ни механических колючих кустов, вызывающих у них искушение бросать монеты, ни фонтана, вселяющего своим журчанием несбыточные надежды.

Я поднялся по тропинке к алтарю святого Тада. Когда я стоял перед ним в глубокой задумчивости, задаваясь вопросом, как бы повел себя в такой ситуации святой — наш покровитель, меня вдруг напугал чей-то голос… голос Филомены.

— Что, монетка нужна? — спросила она.

— Вообще-то да, — сказал я. — Монсеньер отобрал у меня всю мелочь.

— Я не взяла с собой кошелек, а то одолжила бы вам четверть доллара.

— Что? Несмотря на распоряжения монсеньера? Да не сделали бы вы ничего подобного!

— Зап, — сказала она, — сегодня приятный вечер. Может, поговорим о чем-нибудь приятном?

— Запросто, — сказал я.

Мы с ней сели на скамейку рядом с алтарем.

— Даю четвертак за ваши мысли, — предложила она. — И ничего не скажу монсеньеру.

— Согласен. Деньги мне не помешают. Удовлетворяю ваш интерес: я повторял про себя некоторые полезные французские выражения. Например: «Pardon, mademoiselle. Est-се que tu a vu ma main gauche?»