Сказку бы высказать про кошелёк, валенок и калошку. Вывалить все на стол. Цитировать самого себя, и над прочитанным плакать. Валенок и Калошка любили друг друга, в постоянном соитии находясь. Сходились, стреляли друг в другу снежками; погибали, чтоб в новом соитии вскреснуть опять. Опять — это как вспрыснуть. Или как прыснуть со смеху.
Кошелек же внутри Валенка жил и жаловался на судьбу. Не хотел быть персонажем мертвого автора, но постепенно смирились все.
Валенок Калошку очень любил. Ночью ея по головке он гладил, трогательно обнимал и засыпал в умиленьи, если позволял Кошелек. Кошелек же какое-то время позволял-позволял, да и перестал: споткнулся, повесился, наложил себе в нУтро фальшь.
Заплакала девочка Калошка, но с Валенком разругалась и вышла в поле белое, следить за собственными следами. Гамаюн всё видел, — он мне не даст соврать! Но не ночует и Правда! Дома! Дома! Я люблю тебя, Дима! Калошка возгордилась, но фильтра на ней не стояло, — быстро превратилася в жижу черного пенопласта, словно горячий или просто мартовский снег.
Валенок без калоши воин плохой. Таких валенков можно уплетать за обе щеки, потому как каждый из покинутых Валенрогов образует с сотоварищами своими Пушкина мясо, до коего так охоч был кто? Ну да, верно, Дантес. Эдмонд Дантес. Антуан де Сент-Экзюпери. Леонид Броневой. Галина Польских.
Надо во что бы то ни стало найти игрушку! А то этого еще не доставало! Мало! Мало пыжимся, господа прославленные пыжи! Мало мы претендуем! Часто бреем усы! Откуда что берется? Надо опять формулы проверять. Что с того, что тема исчёрпнута?! Ур-ра!!!
Что это? Что это? Огни. Огни. Кто это? Кто это? Они. Они. Невозможно и больно без Калоши живется Валенку. Кошелек на суде наконец-то привстал, щобы заслухать обвинительную речушь…
«Ненавистный всем без исключения Кошелек! Вы обвиняетесь в расторжении небесного брака между Валенком и Калошей. Вы обвиняетесь в расторжении всех браков от сотворения мира и до сегодняшнего числа, 18 декабря 2035-го года. Сам характер ваших проступков и самый что ни на есть принцип вашего враждебного действия суть остроумная выходка с химерическим привокзальем и гомерическим хохотом. Мы сейчас будем вас убивать, Кошелек! Приготовьтесь к бессмертью, пожалуйста! Мы…»
Речь судьи внезапно оборвал очень мерзкий и тонкий хлопок. Присяжные тяжело обернулись и увидали девушку неписанной красоты, державшую в руках маленький браунинг. Хлопок, скорее напоминающий скрежет, прогремел вторично, и тогда уже пал Кошелек.
Девушку схватили под белые руки милиционеры и потащили в соседнюю комнату судить…
«Кто мы? Кто мы?!» — возмущенно кричал Валенок, — мы же не люди, а звери какие-то! Нельзя судить самосудей! Это тогда двойной самосуд получается!
«Двойной! Двойной!» — закачали бородами присяжные мужики, — «дело Валенок говорит! Немедленно отпустите девушку!» — кричали они через комнату правду-матку. Но там уже слышались не только хлопки, но и пулеметные очереди. Все повскакивали с мест, с ума, с тюрьма, со скамеечек, со стульчиков и чириков.
Потом все вообще поскакали галопом по центральной площади города, размахивая шашками, саблями, копьями, стреляя из винтовок, обрезов и автоматического оружия. Наиболее удачливым игроком считался при этом тот, который еще и объявления на столбах читать успевает.
Первое же из них гласило: Плотитесь и размножайтесть. Второе было в кореньях неверно понято, запутано перепутано, оторвано вообще пол-листка: Убий! — гласило оно, и у всех развязались руки. У кого-то понесло лошадь. Она «встык» на дыбы и пошла, как медведь на торговые ряды, грозно размахивая передними лапами. Получилось, как будто лошадь грозит кулаками.
Торговцы попятились к магазину. Тотчас же и заперлась дверь. Далее следует батальная сцена на восемнадцать страниц. Победителем и героем выходит из нее все тот же, уже знакомый нам Валенок. Он скачет на Сивке-Бурке, перекинув через седло (чуть не написал «через елду») свою красавку Калошку-черкешенку.
Лермонтов целится лошади в бровь, чтобы мало б, что вытек б глаз, так и в мозг сразу вошла тогда еще круглая шариковая пулька. Надеюсь вы знаете, что патроны в современном виде появились в результате Крымской войны середины XIX-го столетия. Так что и сам Лермонтов был убит простым, но невъёбенно прытким шариком. Шаромёт «Мартынов» впоследствии и превращен был Гендальфом в Кошелек.
Девушку же стрелявшую в обвиняемого звали Лариса Шибина, и с ней поступили подобающим образом: дали ей много денег, устроили в замечательную квартирку с окнами на Монмартр и потолками под три с половиной метра. Единственное, что отобрали матрешёк. Но с этим легко смириться, если существует достойная альтернатива, что в ларисином случае бесспорно было бы так, если бы не угроза самой превратиться вдруг в Кошелек. Самое худшее оправдалось, и все повторилось, как встарь.
Читать дальше