Макс Гурин - Повесть о Микки-Маусе

Но… лукавый мой Микки, мы же оба знаем, что счастье может быть и другим…. Оно, например, может быть попросту Чувством! Чувством, я извиняюсь, конечно, лукавый Микки, Острого Счастья… А, Микки? Что скажешь?

Но тут Микки-Маус, в свою очередь, тоже может меня кое о чём спросить. Он может, например, спросить так:

— Гм-гм, мой вечно-юный друг, а разве ты никогда не испытывал именно такого счастья? Или ты из тех, кто не помнит добра? — и он смешно хлопнет глазками.

— Да, — вынужден буду признать я, если мы, конечно, будем играть с ним именно в такую игру, — это было со мной раза три… То есть, возможно, больше, — начну я заранее оправдываться, потому что в моём организме начнут вырабатываться определённые ферменты, сам запуск какового процесса и инициировал во мне Лукавый Микки-Маус, посеяв во мне сомнения: а и впрямь, не из тех ли я, кто не помнит добра, — То есть, возможно, и больше, — продолжу я, — но о трёх случаях я помню всегда, потому что это были такие случаи, когда я знал, что это именно счастье, ещё тогда, когда переживал те минуты непосредственно, а не понял это потом, постфактум, как тоже часто бывает, но это уже, по-моему, не совсем Счастье. То есть, это — счастье, но это такое счастье, которое нельзя назвать Чувством! А я спрашивал тебя именно о Чувстве Счастья! — перейду я в нападение, — почему, Микки, со мной это случалось так редко и кончалось так быстро?

— Сколько, ты говоришь, раз это случалось с тобой? — вместо ответа улыбнётся он мне.

— Трижды. — повторю я.

— Может ты думаешь, что большинство людей испытывают это чувство чаще?

— Гм, — улыбнусь тут и я, — это не такой уж простой вопрос, как ты думаешь или хочешь мне это представить, Микки! Если быть самому с собой честным, то есть говорить то, что я думаю на самом деле, то есть чаще всего, потому как понятно, что каждый из нас никогда не думает об одном и том же одно и то же, то тогда я отвечу тебе так: я действительно думаю, что это с одной стороны так, а с другой — не совсем. С одной стороны, большинство людей действительно испытывают это чувство чаще меня и, в общем, что греха таить, гораздо легче его достигают, но с другой — я думаю, что среди них не найдётся ни одного, кто мог бы так же чётко назвать три конкретных таких случая, как это только что сделал я.

— Ты считаешь, что большинство людей хоть в чём-то, да уступают тебе? — спросит меня Микки-Маус и плавно очертит хвостом в воздухе круг, — А как ты думаешь, много ли людей испытывали Чувство Счастья хотя бы трижды?

— Думаю, немного… Но только, видишь ли, Микки, иногда я всё же сомневаюсь в этом; думаю, а вдруг всё-таки…

— …самый несчастный тут ты? — закончит за меня мой вопрос Микки-Маус.

— Ну да. — скажу я и вопросительно же посмотрю на него. Он испытующе уставится на меня и через пару мгновений улыбнётся и скажет

— Ну да, в самом деле, а вдруг?..

После этого он исчезнет… У него тоже сменится Внутренний Пилот, и он начнёт играть совсем в другую игру и, в общем-то, уже не со мной.

Тут и у меня внутри сменится пилот, и я тоже начну играть в другую игру…

В этой игре всё было наоборот. В ней Микки-Маусом был и вовсе я сам.

Только я был немного иной Микки-Маус, чем тот, что был в игре, в какую я играл до этого; где Микки-Маусом был не я.

Когда мир изменился, и Микки-Маусом стал я сам, изменился и Микки-Маус — это естественно:).

Этот Микки-Маус тоже, как и я, в глубине души чаще всего считал, что все, кроме него, хоть в чём-то, да уступают ему. Но поскольку он был не только мной, но и Микки-Маусом, то мыслил более ясно. Так, например, его совершенно не угнетала эта мысль — что он лучше всех — он не испытывал никаких угрызений совести, никакого чувства вины уже за одно то, что такие мысли к нему приходят. Он просто отчётливо понимал, почему это так, и этого ему было совершенно достаточно. Он просто знал о себе, что он — Микки-Маус, а другие — нет, и это его устраивало. Устраивало настолько, что он и вовсе почти об этом не думал. Иногда даже вообще забывал, и… именно тогда Он становился Мной…

Так я всегда и ловил его на крючок… Как будто бы…

Но он почти сразу же вырывался, стоило ему задать мне вопрос: «Если Ты — больше не Микки-Маус, потому что Микки-Маус — теперь я, то кто теперь Ты? И как же ты мог меня поймать, если когда ты только начинал ловить, ты был ещё Микки-Маусом сам, а когда поймал, то и сам исчез?»

Это всегда меня озадачивало. На несколько секунд я терял себя самого из виду и… он опять ускользал от меня.