Александр Шелудяков - ИЗ ПЛЕМЕНИ КЕДРА

– Чего ты, Федька, врешь много? – не удержался наконец Илья. Он все это время сидел у порога балка молча. – Ехала немного медведица в вездеходе. Потом мотор заглох. Она из кабины…

– Точно, вылезла, – хохочет Федька вместе со всеми. – А зачем она лапой под капот полезла? – обратился он к Илье. – Зажигание хотела отрегулировать и подальше умотаться, не иначе.

– Застрелил ты ее, – спокойно уже говорит Илья.

– Еще бы не застрелить привязанного зверя! – обиделся Федор.

– Рассказывай дальше, – просят буровики. – Дальше-то что получилось?

– А вот слушайте, сколько угодно… Положили медведицу в кузов. Надо заметить вам откровенно, нагадила та зверюга со страху в кабине прилично… Кара и сейчас еще рычит на вездеход. Да… Так вот. Подогнали мы вездеход снова к берлоге. Кучум приказывает: «Ты, Федька, карауль. Полезу в берлогу. Сын амиканихи должен спать. Сын большой. Хорошо стреляй, когда выскочит…» – «Илья, давай я полезу», – говорю ему. – Федор хитро поглядел на друга. – Согласился Кучум. Ну, полез, значит, я. Изба богатая, теплая. Подсвечиваю карманным фонариком, рассматриваю, а нож наготове держу…

– Картины на стенах, мебель импортная? – спрашивает кто-то из ребят сквозь смех.

– Вы не подковыривайте, а слушайте. Осмотрел, значит, просветил. Пусто. Доложил Кучуму. Сам он полез. Не поверил мне… И волосы у меня задыбились. Не пойму, кто сильнее в берлоге орет, человек или зверь…

Снова дружный хохот потряс прокуренный балок. А Федор увлеченно продолжает:

– «А-ры-ры.., Федька, хватай его там!» – кричит мне Кучум из берлоги… Это, значит, я должен хватать зверюгу, – комически разводя руками, поясняет Федор. – Его в берлоге расшуровал Илюха подожженным факелом из бересты.

– Откуда взялся-то он? – удивляются парни.

Федор не спешит отвечать. Закуривает, Затягивается с наслаждением дымом и только после этого говорит:

– Вот тебе и откуда… Двойная берлога была. Проход меж кореньями я второпях не заметил… Ухлопали второго. Потом еще один фокус устроил мне Кучум. Это когда мы с ним рыбной ловлей занялись. «Надо маленько рыбешки почерпать», – толкует он мне. У Ильи, братцы, все просто выходит. Он в своем урмане, как на складе горпищеторга. С одной полки лосятину взял. С другой – медвежатину. С третьей – рыбу… Да… Так вот. Долбим мы прорубь. Зачем, спрашивается, если снастей рыбацких нет с собой, кроме черпака-сака. А когда иордань вычистили ото льда, началось! Черпали час. Черпали два. Устали. Окуней и щук наворотили гору!.. «Горела» рыба в озере – дышать нечем было.

– Ну, братцы, жратва у нас теперь классная! Дармовая. Ледник есть. И летом жировать можно. На продуктишках прилично сэкономим, – подытожил Федоров рассказ молчаливый Славка, дружок Никиты.

– Кому что, а Славке экономия. Куда ты на своей легковушке в таежной деревне? – поддел кто-то жадного парня.

– Это вы гнуса поите в тайге, а я деньжат скоплю и отсюда подамся, сторожем куда-нибудь определюсь, – обиделся тот.

Снова расхохотались рабочие, слушая эту словесную перепалку.

В конце марта, когда чаще стали выдаваться солнечные дни, затосковал Илья по Улангаю. Подолгу сидел у окна вагончика, смотрел на буровую, которая, разрывая темноту огнями, сияла новогодней елкой. Вспоминал вечеринки на берегу Югана, в стороне от деревни. Разводили там парни костры-дымокуры от гнуса, танцевали с девчатами, пели частушки…

Теперь он частенько подумывал о Зине. Месяц назад, когда ходил за грузом на тягаче в Медвежий Мыс, даже отправил ей письмо в стихах. Может быть, Зина получила это письмо, думал он. Может быть, побаливает ее сердце в тоске по Илье… Буровая, как недоступный остров, отрезана от остального мира – распутица, связи нет с Большой землей. Но это ничего, сразу же за ледоходом примчится Илья в Улангай на своей моторной лодке, которая зимует около избушки…

Порой Илья присматривается к Верочке-коллекторше. Нравится она ему, да только не знает, как сказать девушке об этом. Опять сомнения гложут Илью: зачем писал любовное письмо председателевой сестре, когда Верочкины глаза ему снятся.

Каждый раз при отборе керна Илья помогает Верочке, Интересуется, какие пласты прошел бур, спрашивает название пород. Твердо решил Илья выучиться на геолога.

– Керн – язык скважины. Смотри лучше, Илья… – говорит Вера, когда слишком надоест любознательный охотник многочисленными своими «почему».

Илья кивает головой, делая вид, что рассматривает керн и все понимает. Сегодня, укладывая промытый керн в ящики, он между делом сказал: