Жорж Перек - Исчезание

В апреле 1917 г. английский капитан Август Б. Вилхард, ведя вверенные ему силы к месту битвы, сделал в Азинкуре привал и разместил там штаб. Вилла ему приглянулась. Спустя девять лет, став представителем Канады в Берлине, Вилхард зачастил в Азинкур и превратил виллу в фамильную усадьбу. Тщание и изысканный вкус предрешили успешную реставрацию здания: архитектурные нелепицы убрали, крышу переделали, все вычистили, для растапливания печи и камина перешли с угля на исландский мазут. Разбили парк.

У Августа Б. Вилхарда был сын Дуглас Хэйг, названный в честь фельдмаршала Френча, чье бесстрашие в битве при Вердене и сейчас являет пример немеркнущей славы.

Прелестный мальчуган Дуглас Хэйг жил в Азинкуре. Вся усадьба слушала веселые крики и заливистый смех при игре в жмурки и лазании на деревья, взирала, как мальчик вскармливал не без труда прирученную златую рыбку, кидая ей хлебный мякиш, червей, слепней, шмелей или зернышки шафрана; рыбка приплывала, едва Хэйг (так сына называл папа) приближался к пруду и шептал ее имя: Бен-Амафиин.

У Хэйга была уйма друзей. Ребята резвились на лужайках парка, бегали, прыгали, играли в теннис и регби, устраивали увлекательные турниры, меряясь силами в стрельбе из лука. Снаряжали экспедиции на весь день. На закате няня заваривала уставшим краеведам душистым чаи, привечала ватрушками и запеканками. Дети млели и засыпали над тарелками. Вилла Августа купалась в счастье. Там развлекались и забавлялись, там нежили и лелеяли. Чем не рай?

В семнадцать лет Хэйг сдал экзамен на аттестат бакалавра. Затем вверился давнему призванию — пению. Петь Хэйг не умел, а любил без меры, да и талантами был наделен. Упрямец растягивал связки ежедневными этюдами и упражнениями; записался в Studia Carminae, где, развивая естественные данные, начал изучать технику пения. Затем Фриксей раскрыл ему тайны литургических стихир, Клемперер — принципы секвенции, Караян — приемы тутти, Крипc — специфику ансамбля. Через шестнадцать месяцев Хэйг уже пел на экзамене в Турине, где председателем жюри был сэр Адриан Булт. Сначала Хэйг спел «The Virgin delivered us a Child», затем мадригал Ринуччинни, а в финале — три арии из «Аиды». Великий Адриан Булт расхвалил Хэйга; эта лестная аттестация стала для дирижера Карла Бёма решающей при слушании кандидатур на мизансцену «Sciupa femine aut furberia punita» в рамках урбинских празднеств «Музыкальный май». Карл Бём пригласил Хэйга на репетицию, нашел начинающий бас весьма убедительным, невзирая на не всегда стабильный верхний регистр; австрийский дирижер рискнул дать Хэйгу партию папы Дуэньи Анны и намекнул на вакансии в ближайшем будущем.

У Бёма Хэйг набирался мастерства. «Здесь акцент мне кажется чуть вялым», или «При реплике „Altra brama quaggiu mi guida“ будь сдержанней: не кричи, не мычи, не рычи. Звучи! Нам нужен звук сильный и гладкий, а не рыхлый и ухабистый», — временами замечал взыскательный и вместе с тем участливый мэтр. А в принципе, юный бас Бёму нравился.

Раз, в кулуарах замка Дюкале — куда известные певцы, как ранее великий Ланца, дважды в неделю являлись услаждать слух изысканных ценителей — Хэйг встретил Хыльгу Маврахардатис, певшую партию Дуэньи Анны. Хэйг сразу же без ума влюбился в диву; а та сразу же разделила эту внезапную страсть: через три дня в близлежащем княжестве Сан-Марини, без труда заручившись разрешением, Хэйг и Хыльга вступили в брак. Зевая, так как был уже вечер, муниципальный клерк выжал из себя сухую и пресную эпиталаму. Правда, затем — как бы в утешение — в синем мраке на плитах piazza centrale лучшие римские cantanti и musici часа четыре играли и распевали перед юными супругами арии и кантаты, баллады и серенады, мадригалы и эпиталамы, кантилены и сирвенты, каватины и вирелэ.

Ах, чудный миг! Ах, незабываемые секунды! При свете звезд и луны пела скрипка, затем вступали альт и флейта: чистые звуки струились нежными птичьими трелями! Хэйг держал в руке руку Хыльги.

Да, уважаемый читатель, как и мы, ты также желал бы найти здесь счастливый финал, так сказать, happy end. Например, Дуглас Хэйг Вилхард и Хыльга Маврахардатис влюбились; женились; зажили в мире и счастье; дали жизнь тридцати трем детям (все мальчики), причем все выжили…

Увы! Нет! Судьбу не переиграешь. И здесь нас будет ждать неизбежный фатум. И здесь не смилуется Всевидец. Заклятие — чей мрачный знак преследует жертву всегда и везде и чью суть я всю жизнь пытаюсь раскрыть — свершится и тут. Смерть, явившаяся спустя три дня на урбинскую сцену, через двадцать лет заявится к Антею Гласу и Хассану Ибн Аббу…