Олдос Хаксли: В дороге

Для меня, признаюсь вам, и поезд-то уже стал слишком неудобным, чтобы им часто пользоваться. Я бы изменил последние две строчки: «О Боже, сделай нас богатыми, чтобы мы следовали за ними в автомобиле». Мольба моя была услышана — по крайней мере, частично: еще вопрос, можно ли назвать автомобилем «ситроен» с мотором в десять лошадиных сил. Владельцы «напьеров», «воксхоллов», «делажей» или «вуазенов» наверняка ответят отрицательно. Не буду спорить. Единственное, что мне нужно от «ситроена» мощностью в десять лошадиных сил — чтобы он работал. Скромно, не красуясь, не торопясь, но постоянно и надежно. Именно в этом автомобиле мы приделали бог знает сколько тысяч миль по дорогам Италии, Франции, Бельгии и Нидерландов, что очень много, особенно если иметь представление об этих дорогах.

Тут, будь я поумнее, я бы прервал свою речь о «ситроенах» и вернулся к более возвышенным предметам. Однако владельцы автомобилей обычно не могут преодолеть искушение говорить о них. До покупки «ситроена» не было ничего, что интересовало бы меня меньше автомобилей, зато теперь они интересуют меня больше всего. Я могу часами обсуждать моторы с другими автомобилистами. И могу безжалостно мучить, неавтомобилиста бесконечным монологом на свою излюбленную тему. Очень много драгоценного времени я теряю, читая газеты для автомобилистов, в волнении изучаю новости с ралли, весьма серьезно отношусь к техническим публикациям, хотя ничего в них не понимаю. Это — безумие, но приятное безумие. Насколько я заметил, наличие автомобиля не облагораживает его владельца. Благодаря моим собственным наблюдениям и разговорам с другими автовладельцами я уяснил, что это отрицательно сказывается на характере. Начать с того, что все автомобилисты — лгуны. Они просто не в состоянии сказать правду о машине. Они врут насчет скорости, потребления бензина, способности машины одолевать подъем. В запальчивости я тоже — и не единожды — преувеличивал достоинства своего автомобиля; но даже в спокойном состоянии, заранее обдумав свои слова, я холодно и продуманно врал. Мою совесть это не слишком отягощает. Не будучи казуистом, я все же считаю, что ложь, в которую никто не верит, простительна. Автомобилист, подобно рыбаку, никогда не рассчитывает на то, что его похвальбу примут всерьез. Что до меня, то я уже давно не верю ни единому слову моих приятелей-автомобилистов. Жалкие остатки доверия исчезли без следа, когда один бельгийский автомобилист сказал мне, будто двух часов вполне достаточно, чтобы добраться из Брюсселя в Остенде; он заявил, что сам постоянно ездит туда и обратно, и ни разу это не заняло больше двух часов. Я поверил ему и не заглянул в карту. А если бы заглянул, то обнаружил бы, что от Брюсселя до Остенде больше семидесяти миль, вся дорога выложена булыжником и выложена неровно, к тому же на пути встречаются три города и около двадцати деревень. Вот и получилось, что мы выехали довольно поздно и в Остенде попали далеко за полночь. Так что теперь, когда водитель сообщает мне, сколько времени нужно, чтобы доехать из одного места в другое, я прибавляю, в зависимости от его характера, от тридцати до шестидесяти процентов к названной цифре. Получается более или менее правильно.

Еще одним ужасным грехом автомобилиста, особенно если он владелец маленького автомобиля, является зависть. Какой горечью наполняется сердце водителя, управляющего десятью лошадиными силами, когда его обгоняют сорок лошадиных сил! С какой страстью он проклинает владельца более мощной машины! Какая зависть овладевает им! На равнине эта зависть не так сильна, как на холмистой местности, потому что по ровной дороге даже маленький автомобиль может ездить, не унижая своего владельца. А вот в горах, например, в Италии, где дорога то поднимается на две или три тысячи футов, то спускается вниз, грех зависти расцветает пышным цветом. Тут маленький автомобиль смиренно признает свою маломощность. Превосходство сорока лошадиных сил над десятью становится совершенно очевидным. На Мон-Сени чаша нашего унижения переполнилась, и нашими душами завладела самая черная зависть. Мы выехали из Турина. Первые тридцать миль дорога шла исключительно ровно. Вот и катили мы по ней с большой скоростью, а ехавшие позади маленькие «фиаты» глотали пыль. Впереди могучей стеной вставали Альпы. В начале длинной долины, что ведет вглубь гор, находится Суза. Стоит миновать город, как неожиданно дорога круто идет вверх. Пятнадцать миль надо подниматься в гору. Вершина находится на шести с половиной тысячах футов над уровнем моря. «Ситроен» на второй скорости медленно, натужно одолевал подъем. Проехав примерно милю, мы услышали шум снизу из долины: можно было подумать, что стреляет сотня автоматов. Шум становился все громче и громче. Не прошло и минуты, как показался огромный красный «альфа-ромео», выглядевший так, словно только что выиграл европейский Гран-при, и с грохотом промчался мимо на скорости никак не меньше пятидесяти миль в час. Несомненно, за рулем сидел гений, потому что, глядя вверх, мы могли наблюдать, как алый монстр одолевает поворот за поворотом на горном серпантине, ничуть не снижая скорость. Еще тридцать секунд — и он исчез за очередным поворотом. Шум его двигателя эхом отдавался в горах и напоминал раскаты грома. Мы продолжали медленно ползти вверх. Еще через полчаса «альфа-ромео» уже летел вниз, игнорируя все законы физики, как и по пути к вершине. Мы были уверены, что больше не встретимся с ним. Однако, стоя в очереди на итальянской границе, пока таможенник проверял наши документы — этот процесс на всех таможнях занимает много времени, — мы услыхали знакомый шум вдали. Через несколько минут шум стал оглушительным. Оставляя позади себя шлейф дыма, «альфа-ромео» мчался вперед будто огромная красная ракета. «Проверяют на подъем», — сказал таможенник. Мы вновь отправились в путь. Таможня стоит на полпути к вершине, так что нам предстояло осилить еще три тысячи футов. Медленно, на второй скорости, мы ехали вверх. Но не успели одолеть и мили, как вновь встретили «альфа-ромео». И опять он исчез, теперь уже внизу, увозя с собой груз ненависти, зависти и всевозможных других недобрых чувств.