Джонатан Рабан - Как птички-свиристели

И получила их. Дэвид подошел с застывшим, побелевшим лицом, улыбаясь вымученно, через силу.

— Извини, внезапно расстроился желудок. Со мной такое иногда случается. Думаю, из-за вина…

Пришлось Бет перестать быть женщиной и превратиться в мамочку. Она пешком сходила на Пятую, взяла из гаража свою машину, вывела из ресторана несчастного, спотыкающегося главу некоммерческого предприятия, довезла страдальца до стоянки на Седьмой, где был припаркован его автомобиль. Только вернувшись в свою квартиру, Бет обнаружила: малахитовая плиточка осталась у нее в сумке.

Времени всего 9.45, еще можно позвонить Дебре, которая как раз вернулась из Дубровника, из командировки для написания статьи о возрождении туризма в обновленной Хорватии. Вечер пошел насмарку, сообщила Бет, и через минуту женщины уже сидели в квартирке Дебры, попивая сливовицу. Дебра внимательно изучила кусочек малахита. Она была уже без линз, ей пришлось отыскивать старые очки, чтобы рассмотреть узор на камне.

— И вся ванная вот такая? Вульгарно до ужаса.

А Бет с самого начала иначе и не думала.

Новость о подрядчике, работающем у Тома, разлетелась быстро. Начались звонки с просьбами и мольбами. Сначала от Пэм Лендау, астматички, занимающейся философией и гендерными проблемами. Том едва знал ее, поэтому счел возможным не перезванивать. Гораздо больше беспокойства вызвало появление Чика в одно прекрасное утро на новом грузовике, оказавшемся отремонтированным старым. Пикап перекрасили в черный цвет, заделали вмятины в кузове. По обеим сторонам последнего красными буквами значилось «ЗАМЕЧАТЕЛЬНОЕ СТРОИТЕЛЬСТВО», и чуть ниже, белым — кто бы мог подумать — номер пейджера.

Том заплатил уже 3700 долларов, безо всяких чеков или квитанций. «Нет бумажка, нет налоги», — говорил Чик, хитро улыбаясь и давая понять: все только между нами, мистер. Можно подумать, они ограбление винного магазина замышляют. Еще предстояло немало работы на крыше, но мексиканцы уже разломали крыльцо, и дом теперь напоминал человека, которому расквасили физиономию и повыбивали передние зубы. Попасть внутрь можно было по заляпанным раствором сходням, которые строители установили, приперев к остаткам крыльца несколько досок, однако единственным безопасным путем оставался обходной, через заднюю дверь. Пластмассовый почтовый ящик, укрепленный на низком шесте, находился там, где раньше заканчивались ступеньки, и тем не менее Олину больше нравилось подниматься по опасным сходням и опускать почту в выемку на входной двери. Двор превратился в настоящую свалку, и если раньше на высокий падуб, росший подокнами кабинета, прилетали, бывало, синицы и зимородки, то теперь дерево экстравагантно украсили бесчисленные кусочки кровли.

Казалось, разруха не подлежит ликвидации. Том понимал, что целиком зависит от милости Чика. Одно неосторожное слово, и китаец оставит его, беспомощного, на развалинах собственного жилища. Из страха лишиться рабочих Том при любой возможности осыпал труд подрядчика неискренними похвалами, но тот лишь угрюмо отворачивался. Порой Том был уверен: Чик видит его насквозь и потому презирает.

22 декабря три сотни пятидесятидолларовыми купюрами были взяты из банка и на кухне розданы всем шестерым рабочим во время обеденного перерыва.

— Сот, это к Рождеству… Будет вроде как премия… Хотел вас отблагодарить за работу…

Ласаро ухмыльнулся и промолчал. Остальные сунули доллары в карманы джинсов, а Чик стал рассматривать банкноту на свет, очевидно, сомневаясь в ее подлинности. Все вышло не так, как предполагал Том, и он решил: виной тому — неверный расчет. Следовало бы заплатить по сотне каждому и хотя бы двести — Чику. А выдав жалкие пятидесятки, Том показал себя крохобором: старый жид Эбенезер Дженвей, даже в порыве великодушия трясущийся над каждой монеткой. А если добавить прямо сейчас, будет здорово смахивать на явную взятку, впрочем, так ведь оно и получается, куда ни крути.

Ужасно досадуя на самого себя, Том в последний момент поехал за елкой. Купил невысокую пихточку — практически одну из последних, выставленных на продажу у входа в магазин «Чабби и Табби». На крыше «фольксвагена» привез деревце домой и остаток дня провел, разыскивая подставку, гирлянды и игрушки. Наверное, Бет с собой прихватила. Том позвонил ей в Белгрейв Пуант (или Пуантэ — когда он произносил так, она обычно выходила из себя). Бет взяла трубку, и одновременно послышался голосок с кем-то болтавшего Финна. Звуки из квартиры доносились рождественские: много народу, все веселятся, а громче и радостнее всех смеется мальчик.