Джонатан Рабан - Как птички-свиристели

«Лакею», на вид едва ли достигшему возраста, начиная с которого он мог беспрепятственно приобрести заказанное Томом виски, пришлось обойти вокруг дома и постучать в заднюю дверь, чтобы доставить заказ. Мальчишка, по-видимому, твердо вознамерился соблюдать дистанцию. Том расписался в бланке, поблагодарил парня, сунул ему десять долларов на чай и, пытаясь растопить лед, спросил, как тот поживает.

— Нормально.

— Вас наименование вашей профессии не смущает, нет?

— Чего?

— Ну, видите ли, «лакей» все-таки…

— Сойдет. У нас служащим биржевой опцион предоставлен, — ответил паренек и поспешно ретировался.

Говорят, Селкирк, высаженный на одном из островов архипелага Хуан-Фернандес в южной части Тихого океана, в первые недели своего одиночества вырезал на деревьях собственное имя. Том же слал электронные письма. Ректору Вашингтонского университета, редактору «Стрэйнждер», шерифу округа Кинг. Хотя акценты в каждом послании расставлялись различные, тема у всех была одна: ничего не подозревающий мистер Дженвей решил прогуляться по людной, часто посещаемой гражданами дороге (то есть «тропе») и по чистой случайности прошел недалеко от места печального происшествия — исчезновения ребенка. Никто всерьез и не предполагал, что Том беседовал с девочкой, а тем более — что он и есть похититель. Судя по всему, единственным признаком, отличавшим его от прочих пешеходов, стал зафиксированный рядом свидетелей факт курения («привычка дурная, однако пока еще преступной не считающаяся»), а также схожесть Тома с самим собой — естественно, с кем же еще. Вот за это-то мистера Дженвея и очернили в прессе, в результате им потеряна — пусть временно и с сохранением заработной платы — работа, ради которой он покинул Англию, а общественность подвергает его порицанию и позорному осмеянию. Дом осажден, семейная жизнь повержена в хаос. Переехав сюда, писал Том, будучи вдохновленным Джефферсоновским идеалом свободы и стремления к счастью, он теперь испытывает, как неотъемлемые эти права отъемлются у него, и возможно, нет надежды вновь обрести их. Мистер Дженвей — сам отец малолетнего сына, скорбящий вместе со всеми об ужасной судьбе Хэйли Топольски и охотно оказывающий всемерное посильное содействие полиции. В то же время для Тома, иммигранта, подмечающего особенности непривычной для него американской жизни, явилось потрясением открытие того, насколько непрочен каркас справедливости и порядочности, на котором, по его твердому убеждению, изначально зиждилось американское общество.

Том опасался, что выходит перебор с высокопарными цветистыми выражениями, и каждое новое письмо (от послания к посланию формулировки оттачивались) отправлялось в папку «Черновики» для дальнейшей правки. В процессе работы пришлось отвлечься на три анонимных звонка, а отлучившись в туалет, Том увидел из маленького окошка уборной новоприбывшую партию любопытных придурков.

По дороге назад в кабинет Том, поразившись упругости своих шагов, понял, как драматизм происходящего странным образом заряжает его энергией. Вопреки ожиданиям, даже близко нет тупого уныния и тоскливой безысходности, от которой опускаются руки. В крови бурлит адреналин, отчего возникает ощущение свободы, и даже стаканчик спиртного не требуется. Клавиатура зовет: надо сделать дело.

Когда Том в «Немногих» писал о войне, он часто, поддразнивая самого себя, задавался вопросом: а как, собственно, солдаты воюют ? Чистят ли зубы в силу привычки накануне сражения? Как удается им хоть немного поспать перед битвой? Если бы ему довелось воочию видеть красные всполохи ракет и разрывающиеся в воздухе бомбы, у него, вне всякого сомнения, позорно схватило бы живот, и осталось бы горе-вояке только скрючившись сидеть на корточках под кустом, тихонько скуля в ожидании роковой пули. И вместе с тем людей, робких в обычной жизни, призывают на военную службу, и некоторые возвращаются с грудью в орденах. Взять, например, преподавателя истории из Илфорда, добродушного, немного гнусавого человечка, похожего на незаметного ежика и награжденного медалью за выдающуюся отвагу, проявленную при Анцио.

А старина Уилли Уодсворт, каким образом ему дались его победы? И если уж речь зашла о смелости, как решились родители Тома с ним, еще крошкой, на руках улететь в 56-м из Будапешта? Тоже тайна, ибо каждый раз, стоило заговорить об этом, отец с матерью сразу замолкали.

Тому не случалось лично противостоять резко неблагоприятным, ставящим жизнь под угрозу условиям. Да, была родильная палата шведской больницы, где Финн появился на свет, но тогда Том исполнял роль донельзя встревоженного, изнервничавшегося зрителя. Сдача выпускных экзаменов в Сассексе? Едва ли. Летний полдень в Голден Гарденс Парк, наверное, наиболее приблизил его к экстремальной ситуации — чуть не пропал сын, — но лишь на десять минут… честно говоря, нет, даже минуты на четыре, от силы пять.