Джонатан Рабан - Как птички-свиристели

Тут Бет внезапно вспомнила:

— Как, кстати, твоя статья продвигается?

Единственное оставленное на автоответчике сообщение гласило: «Да, все, номер у меня есть. Сейчас же звоню. Да? Ага. Пол Нэйджел, департамент шерифа округа Кинг. Сообщение для Томаса Дженвея. Очень сожалею по поводу появления в „Стрэйнджер“ той статьи. А? Да, как раз наговариваю ему на автоответчик… Томас? Так вот, насчет статьи. Хочу, чтобы вы знали: если наш отдел и предоставил материал для нее, то я здесь ни при чем. Но мое личное мнение таково: эти гаденыши сами навыдумывали невесть чего, да еще свою же бредятину потом раздули — обычная для СМИ картина. В любом случае хочу перед вами извиниться. Наш пресс-секретарь сделает заявление, в котором разъяснит положение вещей. Появятся вопросы — любые — обязательно звоните». Последовал щелчок, свидетельствующий об окончании звонка, затем механическое сопрано объявило: «Среда. Десять. Сорок. Семь. Конец. Последнего. Сообщения».

Когда Том сел за компьютер и попытался ввести электронный адрес, пальцы, казалось, нажимали на клавиши, абсолютно не повинуясь мозгу. Выходило и «wsw», и «wwe», и «wqw», пока не настучались три полагающиеся «w» подряд. Вот, даже стандартное «www» еле-еле далось. Сайт «Стрэйнджер» загружался неимоверно долго и мучительно. В конце концов прыгающие цветные квадратики оформились в набросок, выполненный художником-полицейским. Рисунок помещался на экране рядом со старой фотографией актера Джерри Бауэра с суперобложки «Немногих» и заголовком «БРЕМЯ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА ЛОЖИТСЯ НА ПРЕПОДАВАТЕЛЬСКИЕ ПЛЕЧИ?». Черные жирные буквы были стилизованы под тюремные решетки. Над перечнем разделов сайта находился подзаголовок: «В ходе поисков пропавшей девочки подозрение падает на известного преподавателя литературы из Вашингтонского университета».

— Господи мой Боже.

Том щелкнул мышью по соответствующей ссылке. Микроскопические квадратики за стрелкой и песочными часами перегруппировались в еще один снимок, довольно некачественный, запечатлевший Тома в таком положении, что создавалось впечатление, будто он грабит собственный дом. Неуклюжая фигура в длинном пальто наклонилась вперед с какой-то шутовской осторожностью и делает широкий, почти через все крыльцо, шаг по направлению к парадной входной двери. Совершенно непонятно, откуда фотография взялась. Сфабриковали в лаборатории? И тут Том догадался: его сняли исподтишка, когда он высоко поднимал ноги, преодолевая недостроенное крыльцо и перешагивая через спутавшиеся полоски красного скотча, оставленного Чиком. Но судя по фото, человек в злодейском черном пальто вполне мог сжимать в руке револьвер, а на плече тащить мешок с награбленным добром.

Том покрутил колесико мыши, пробегая глазами сопровождающий снимки текст. Взгляд выхватывал ужасные слова. «Преподаватель-литератор из Вашингтонского университета, чудаковатый европеец, регулярно выступает по Национальному государственному радио в программе „Все учтено“». Боже! «Надменный», — характеризовал его один студент, фамилия которого не называлась, и другой вторил: «высокомерный». «Тяжеловесные подражания викторианской прозе, производящие удручающее впечатление». «Оказывал студенткам нежелательные знаки внимания во внеаудиторное время». Возмутительно! Нельзя же писать такое, черт, да он в суд на них подаст! Неизвестно каким образом газетчики вызнали второе, никогда нигде не упоминавшееся имя Тома, Бодог [149] От венг. bodog — радостный, счастливый. , перевели как «Счастливчик» и влепили в следующий, набранный жирным шрифтом подзаголовок «Счастливчик Том». Ублюдки бесстыжие.

«Подозреваемый».

«Облава на Саммамишского душегуба продолжается в течение двух лет».

Опять — «подозреваемый».

«…за неестественным, надуманным поведением скрывалось…»

За всю свою жизнь Том не переживал ничего, что могло хотя бы отчасти подготовить его к случившемуся. От самой беспрецедентности творящегося кошмара закружилась голова. Нечто похожее можно было лишь вообразить. Во время полетов через Атлантику, после чуть теплого ужина и второго стаканчика коньяка, когда перед просмотром фильма опускались жалюзи на всех иллюминаторах и маленькая лампочка над головой тускло освещала раскрытую книгу, Том частенько рисовал мысленно следующую ситуацию. В гудение мотора, напоминающее урчание стиральной машины, внезапно вклинивается голос командира экипажа. С профессиональным хладнокровием и с акцентом уроженца среднезападных штатов он объявляет по радио: «Дамы и господа, с прискорбием сообщаю: в приборах обнаружены серьезные технические неполадки. Просим вас немедленно пристегнуть ремни и принять положение, указанное на схеме, находящейся в кармане впереди стоящего кресла. Да не оставит нас Бог, давайте же вспомним о нем в эту минуту. Благодарю за внимание». Что-то в этом роде сейчас и творилось, но с единственной разницей: нельзя просто погрузиться в книгу и прогнать наваждение. Оно здесь, вот оно — то самое .