Анатолий Курчаткин - Курочка Ряба, или Золотое знамение

Кряхтя с особым усердием, словно бы трудно ему это было делать — неимоверно, Игнат Трофимыч нагнулся к яйцу. Простое яйцо, что лежало у него в холщовом мешочке, зажатом в ладони, выскользнуло оттуда, золотое же заняло его место, и Игнат Трофимыч разогнулся. И было теперь у него в руке два яйца.

Но взять золотое яйцо в мешочек на место простого было только полдела. А вернее, лишь четверть дела. А может, и вообще не дело. Нужно было избавиться от мешочка вместе с яйцом. И оставалось на эту операцию пространство в какие-нибудь двадцать метров — по дороге от курятника до дома. Так было приказано смолоусым: в дом не заносить, избавиться на улице.

И были бы то первые дни, когда молодые люди спортивного кроя не спускали с Игната Трофимыча глаз, контролировали самое малое его движение, пока он шел от курятника к дому, — не избавиться бы ему от яйца, да что там не избавиться, не зевнуть незаметно.

Рутина жизни, однако, сделала свое дело: никто не следил за Игнатом Трофимычем. Тот, что дежурил в огороде, сошелся с тем, что дежурил в задней части двора, стояли у прясла спиной к Игнату Трофимычу и весело беседовали на какую-то интересную им обоим тему. Тот же, которому вменено было в обязанность дежурить около крыльца, обретался в калитке, открыв ее и наблюдая за чем-то на улице.

Бог не выдаст, свинья не съест, воскликнул мысленно Игнат Трофимыч, и, заложив вираж к груде дощатого хламья рядом с курятником, он стряхнул мешочек с яйцом в похожую на нору щель между досками.

Стряхнул — и почувствовал, что вспотел. Боже праведный, покаянно возопило его естество, что же я сделал!

Но то была лишь какая-то часть его естества, что возопила. Другая же понудила его сделать несколько шагов, чтобы отойти от груды досок, а потом заставила провопить те же самые слова вслух:

— Боже праведный!

— Что такое? — с револьвером в руке вывалился из курятника оперативник, дежуривший там.

— Что?! — метнулся к Игнату Трофимычу оперативник от калитки, которому положено было бы находиться около крыльца.

А оперативники у прясла первым делом прыснули друг от друга, а уж затем, по отдельности каждый, со своей стороны прясла, тоже бросились к Игнату Трофимычу.

Игнат Трофимыч стоял, вытянув перед собой руку с раскрытой ладонью, и на ладони лежало белейшее, даже как бы отдающее голубизной, обыкновеннейшее яйцо.

— Золотое было, — сказал он, обводя ошалелым взглядом сбившихся вокруг него оперативников.

— Было золотое, сам видел, час над ним просидел! — подтвердил оперативник из курятника, пряча пистолет у себя под мышкой.

— Это как может быть?! — неверяще и грозно вопросил оперативник с огорода.

— Так как не может, — сказал Игнат Трофимыч. — Было уже такое. Превращались. Только чтобы в моей руке…

— Ну, ты чего там застрял, Трофимыч? — появился на крыльце старший смены из дома. — Взвешивать надо, инкассатор ждет… — И встревожился, уразумев по необычности сцены во дворе, что случилось что-то из ряда вон. — Лейтенант Иванов, доложите обстановку!

— Чертовщина, товарищ капитан! — сделал два шага вперед оперативник из курятника. — Непонятное явление. — И смолк.

Игнат Трофимыч понял: кроме как ему самому, сообщать неприятное известие некому.

— Во! — снова вытянул он перед собой руку с яйцом.

На ночь Игнат Трофимыч вновь отправился в комнату к Марье Трофимовне.

Оно, собственно, и без надобности было сегодня ложиться вместе, обо всем сказано-переговорено потихоньку днем, однако же хотелось поговорить еще, поговорить всласть, оттого и не тяжело было думать о предстоящей маете: как будут мешать друг другу, ворочаться, пихаться, засыпать и просыпаться.

— Теперь несколько дней ни-ни, — сказала Марья Трофимовна. — Пусть успокоятся.

— Ну так, ну так, — сказал Игнат Трофимыч. — Конечно. Нам чего жадничать. И им хватит, и нам достанется.

— А ты, значит, дрыг рукой — и нет его?! — с восторгом заново переживаемого спросила Марья Трофимовна.

— Так а чего ж! — с довольством отозвался Игнат Трофимыч.

— Ловка-ач, ничего не скажешь! Я и не знала о тебе!

— Ну так, ну так, — Игнат Трофимыч похекал умасляно. — Ты его хорошо перепрятала-то? Надежно?

— Надежно. Баба спрячет — сама не найдет.

— Ты что?! — так и вскинулся, сам не ожидая того, Игнат Трофимыч.

Марья Трофимовна пустила невольный смешок.

— Найду, найду, — успокоила она потом Игната Трофимыча. — Так это я, шуткой.

У них у обоих было такое состояние — могли б, полетели бы. Не много раз выпадает за жизнь человеку подобное; с годами вероятность того все меньше и меньше, а уж о старости и совсем нечего говорить.