Константин Кропоткин - Содом и умора

— Лучше «Макаку». Там денег за вход не берут, — посоветовал Марк — знаток ночных заведений.

— А тебе, Маруся, жертвую последние двести рублей, — протянул я мятые купюры. — Купи что-нибудь для красоты.

— Даже на эпиляцию не хватит, — скривился Марк.

— Зато на резиновую шапочку для бассейна в самый раз, — сказал я. — Ею ты убьешь сразу трех зайцев. Во-первых, выделишься из толпы — главное правило для валютной проститутки, во-вторых, покажешь немчику готовность к водным процедурам — это бодряще подействует на его либидо, а в-третьих, скроешь плешь на голове.

Марк с воем понесся к зеркалу.

— Ну-ну, я пошутил, — сказал я в ответ на укоризненный взгляд Кирыча. — Не плешь, а слегка редеющие локоны.

Мое требование собрать информацию на потенциального жениха Кирыч воспринял так, будто я предложил ему за хлебом сходить. Его моральные принципы не перестают меня удивлять. С одной стороны, если бы оценки по поведению ставили до гробовой доски, то Кирыч и на тот свет отчалил бы перманентным «отличником». Окрестные старушки по неведомым мне причинам не чают в нем души. Каждый раз, когда мы выбираемся в город, как из-под земли вырастает Розочка, соседка-пенсионерка, и начинает терзать Кирыча дворовыми сплетнями и собственным анализом непростой политической ситуации. Кирыч согласно кивает головой, а мы с Марком нервно поглядываем на часы. Кассирша в мясном отделе при виде его светится, как юбилейный рубль, потому лишь, что каждый раз при встрече он говорит ей «спасибо». Но активное участие в исполнении христианских заповедей у Кирыча странным образом уживается с готовностью к грехопадению, при условии если в нем принимают участие близкие люди. Кирыч, конечно, не станет воровать кильку, как Марк, но и не спросит откуда на обед взялась жареная рыба.

Досье на гражданина Германии Ханса Шнитцлера он добыл уже на следующий день. В отделе безопасности даже не поинтересовались, зачем Кириллу Андреевичу секретная информация.

Содержимое пухлой папки говорило… нет… кричало, что этот шанс нам упускать нельзя.

— Раз-два-три-четыре… — Марк вполголоса считал нули из справки о состоянии банковского счета Ханса.

— Вилла на Лазурном берегу, — вслух прочел я лакомый кусок с другого листа.

— Не мешай! Я опять сбился, — недовольно произнес Марк. — Раз-два-три…

— Шале в швейцарских Альпах! — опять не утерпел я.

— Ты можешь помолчать. Я деньги считаю, — наставительно сказал Марк.

— Пока не твои, — отбрил я и продолжил еще громче. — Три машины, в том числе «Пэ-тэ Круизер» класса «люкс». Квартира в Париже.

— Маленькая, наверное, и от центра далеко. Придется мне до Эйфелевой башни на метро ехать, — с неожиданной злостью сказал Марк.

— Ни за что не поверю, что на такую роскошь еще никто не позарился? — засомневался я.

Кирыч без слов пододвинул еще один лист. Ксерокопия паспорта утверждала, что Ханс Шнитцлер родился в непростой для Германии, 1945-й, год. Холост. С фотографии на меня подозрительно смотрели синенькие пуговки — две крошечные дырочки в безбрежном море щек, незаметно переходивших в шею. С волосяным покровом у миллионера дела обстояли плохо: пара белесых локонов на висках и один на макушке. Лишь на подбородке герра Шнитцлера гнездилась довольно густая растительность. Кокетливая бородка-эспаньолка в сочетании с коротким носом модели «рыльце» делала марусиного «жениха» неотразимым: ни дать, ни взять небритая свинка. Таким мужеложцам легче живется на белом свете. Только слепой мог поинтересоваться, отчего это гражданин столь преклонных лет до сих пор не наделал кучу ребятишек.

Я разочарованно хмыкнул. Марк наверняка закатит истерику: «Да, я с таким за таз пельменей в голодный год не лягу!» — будет кричать он.

— Деньги тоже могут быть эротичны, — прочитал мои мысли Кирыч.

— Будем надеяться, что астролог нагадал Марусе счастье с гансиком, — вздохнул я.

Марк тем временем пребывал в блаженной прострации. Достаток, который грозил свалиться на марусины крашеные кудри, похоже, выбил его из колеи. Он смотрел в пустоту и беззвучно шевелил губами.

— Думает, куда мильоны тратить будет, — догадался Кирыч.

— Люди гибнут за металл, — сказал я. — Марк! Прежде, чем тратить деньги, нужно их заработать. Ау! Ты меня слышишь?

Марк витал в облаках. Наверное, вообразил себя разодетым в пух и перья, в обнимку с открыточным красавцем. Я хотел было показать ему фотографию «жениха», но побоялся, что крушение мечты плохо отразится на марусиной красе. У меня бы тоже был бледный вид, если бы импозантный господин обернулся свинкой-блондинкой.