Игорь Бурлаков - Столичный миф

Задача поставлена. Через 4,5 секунды простая двухходовая комбинация была составлена и рассмотрена с шести сторон с учетом всех возможных последствий. Решение принято.

Первый ход. Как новогоднюю елку, с любовью и удовольствием, красавицу Лизу одевала маман. Броско, дорого, напоказ. Молодежное легкое золото — на пальчики, коровьи модные каблуки — на ножки. Сама маман предпочитала эфемерные шпильки; она говорила так, хотя почти всегда ходила в прочной немецкой обуви для домохозяек.

Лизка ежилась под колючими взглядами в поздней электричке. Как-то сказала подружке: «Доезжусь я так».

Второй ход. «Имеешь товар — запускай рекламу». Через день маман брала Лизку с собой в контору побренчать на компьютере и знакомила Лизку со всеми мужиками подряд.

Месяц спустя маман вспомнила юность и родительский дом: как она сидела летней ночью на веранде в обнимку со своей сенбернаршей, а под полом выли собравшиеся со всего Кратова кобели.

Лиза любила свою мать. И оттого копировала ее полностью: сначала образование, потом замуж. Сначала диплом — потом детей рожать. И еще месяц спустя маман признала, что ее план не сработал.

Следующая двухходовая комбинация была просчитана за 2,5 секунды: Лизка станет бизнес-леди.

Первый ход. Маман свозила Лизку весной в Египет. Из белой зимы — под белое солнце. Лиза в гостинице купила себе игрушку: серебряный шарик на длинной цепочке. Повесила на шею — красивый кулон. И целый день, поджав под себя ноги, сидела на пляже и трясла шариком над ухом, слушала, как внутри глухо бьется металл о металл — загадочно и нежно, точно поведанная по секрету большая египетская тайна.

Обратно Лизка вернулась бронзовой статуэткой — к радости всех, кто ее знал. Пока она разбиралась с пропущенной учебой, маман начала ход номер два. В мрачный подвал на окраине Калинина она сгрузила два трейлера зеленого горошка и привезла туда Лизку. Дала ей печать, документы на только что открытую фирму, на горошек и отставного полковника Васина в качестве личного шофера, охранника и опекуна — в придачу.

— Пока не продашь, — маман указала на ровные ряды коричневых коробок, уходящих во тьму, — в Москву не поедешь.

Лизка посмотрела на полковника Васина и вздохнула: мужик был с репутацией.

Маман его знала лет пятнадцать. Он служил военпредом в военном ЦУПе. Однажды он осматривал только что собранный и настроенный секретный компьютер с водяным охлаждением «Эльбрус-М». Огоньки на пульте горели, тест завершился благополучно. Тогда полковник Васин заглянул в чертеж:

— Головки болтов на пульте надо повернуть так, чтоб прорезь была под сорок пять градусов. Чтоб было как здесь, — он ткнул толстым волосатым пальцем в бумагу.

Бригада инженеров-электронщиков молча вынула из карманов отвертки и принялась за дело — такая у Васина была репутация.

В среду днем, за неделю до Первомая, Лизка с полковником Васиным сидели в кафе «Гном», куда он возил ее обедать по совету маман, и баловались плюшками. Она съела три и размышляла, не пополнеет ли, сожрав еще пять. В это время местные пацаны вскрыли дверь их старенькой «шестерки» и утащили забытую по рассеянности Лизкой сумку. Там были документы на фирму, на горошек, печать, деньги и Лизкины лекции по теории личности.

Лиза проплакала весь вечер. Маман кончила ее ругать и отключилась на пару секунд. Какой еще план она успела составить и просчитать — Лиза не знала.

Маман любила ее до полусмерти. Она так боялась, что если с ней что-то случиться, то Лизка останется совсем одна, без опоры в нашем лучшем из лучших миров — в самом деле, лучшем, но, увы, увы, весьма не приспособленном для мягких красавиц. Брак или свой бизнес — хорошие варианты. Жаль, что ничего из этого не вышло. Очень жаль.

Так что в печали сошла Лиза с электрички на Ярославском вокзале. Теперь нужно проехать одну остановку на метро. Либо по радиусу — до Красных ворот, либо по кольцу — до Курской.

Весной погода переменчива. С утра было солнце, а теперь его нет. Небо отяжелело и прижалось к земле. Наверное, скоро пойдет дождь. Лизка поторопилась из-под него уйти — и оттого попала на кольцо.

О чем тут же пожалела.

В вагоне метро растрепанная женщина пятидесяти лет уставилась на нее злобным взглядом. Она видела себя — какой она когда-то вполне могла бы быть. Но не стала. Так сложилось, что теперь она никому не нужна, что в руке ее тяжелая сумка и дырявый полиэтиленовый пакет, и согрешить с ней будет, действительно, мыслью греховной. Желчь поднималась выше, и страшная старуха вдруг взорвалась.