Маргарита Меклина - POP3

Новостей никаких. Жизнь медленно сужает свой чрезмерно солнечный круг, уравнивая наслаждение от холодной воды с удовольствием прислониться к стене после прорыва через Литейный мост в час пик. На пресловутом «конгрессе поэтов» довелось познакомиться с Ириной Прохоровой, издателем и редактором НЛО (Новое Литературное Обозрение). Очень симпатичная молодая женщина, знающая вполне, что нужно делать. Дмитрий Александрович Пригов тоже знает, что нужно делать — приезжать почаще в Петербург. Его слова сопровождались пощелкиванием пальцев. Мы стояли на ярком бреге Екатерининского канала у дома книги и с отвращением пили баночное пиво. Премию по поэзии дали Елене Шварц. Но вернемся к живым временам. Я не включаю комп. сутками — вдруг отпала необходимость во всем, что с ним связывает. Что именно? Право, не знаю… наверное, порнографические картинки. А вот… звонок. Надо подъехать, кто-то из туманной англии вроде бы желает выставку своей фотографии учинить. Но я то причем? Не знаю. Я многого не знаю. Словом, ожидаю вас и считаю дни. Кстати, ваши письма у меня пребывают в относительном порядке, а посему могу вам их впоследствии сдать. Однако, думаю, обо всем мы с вами успеем наговориться, ежели только Михаил Иоссель не станет пить наш мозг и кровь.

Между тем, завтра в музее Набокова почему-то празднуется 16 июня, то есть день Леопольда Блума и, как сказал мне доверительно Дима (директор), будет много ирландцев и гиннеса. Вот уж… видит Бог, приехать бы вам завтра!

Добрый день, милый Аркадий! По-прежнему тепло, хотя и темно. Поздний вечер. Что же написала Елена Долгих о женщинах Кафки? Помню, много лет назад в «Иностранке» печатали воспоминания какой-то женщины, занимавшейся с Кафкой дебитом и кредитом тела, и она сказала, что Кафка никогда не достигал оргазма (простите, простите!) Пишет ли об этом Елена Долгих?

Что же Вы прочитали у этого Постнова/Постникова? Меня как-то эти произведения кольнули в сердце, ибо, как мне кажется, мне не хватает вот этих простых человеческих раздумий, такой будто бы простоты любви и тепла.

Милая Рита,

с днем рождения вас, с днем явления вашего purity — в смысле «безукоризненности»!

Она с вами и при вас, но не для других, и так далее — не пишите, когда не хочется, мне всегда не хочется, но иногда я пишу и не знаю зачем… Словом, обнимаю с квасом в руке. Повсюду не то Харбин, не то Ханой, пот стекает по лицу моего тщестлавия… и попугай красив.

И мой сурок, т. е. байерс со мной уже… 8-)

Дорогой Аркадий,

непередаваемое удовольствие получила от Вашего письма и Вашей статьи. И даже честно сосчитала до тридцати пяти, думая о Вас. Не в тему будет вспомянуто, но в прошлую среду был день памяти Холокоста, и в наш исторический класс приходила survivor, как они здесь говорят, шиньонно-рыжеволосая женщина со сгустками золотой бижутерии и поблекшим мужем с поникшим фотоаппаратом, который, однако, в конце лекции воинственно нацелился на нее (муж ли, фотоаппарат ли, догадайтесь сами). Она в холодную тяжкую зиму одного из военных годов спрыгнула с грузовика, везшего еврейских детей на погибель. Было ей в ту пору тринадцать. Так вот, в день памяти Холокоста в Израиле все ровно на две минуты прекращает движенье, и если кто-то остановился посреди дороги или посреди, скажем, написанья рассказа, они тоже должны замереть. Встают в самых неожиданных местах машины, постовые, собаки.

Милая Рита, история прекрасна,

конец мне не пришелся, поскольку уступает по плотности (благополучно нарастающей) всему рассказу. Конец вы берете взаймы у себя, взявшей его у себя же взаймы под какие-то проценты. 8-)

Не надо никого благодарить и извиняться.

Спасибо не для литературы. Но это не означает необходимость что либо приписывать… Нужно убирать и передвигать. Это как мебель в тесной комнате. Если позволите… словом, я присобачиваю вам первую страницу в том виде, в каком она читалась бы мной. И очень прошу — не сердитесь за вторжение.

Граната вертелась волчком. Мозжухин кинулся на нее и прижал ее к земле животом. Вокруг разрывались снаряды. Неподалеку, прислонившись к зенитке, сидел полевой почтальон. На верхнем правом кармашке его кителя пробита была аккуратная круглая дырка, как штемпель. Сумка с письмами лежала неподалеку. Кроме писем, были еще и посылки с сухарями и варежками с двумя пальцами, чтобы удобней было нажимать на курок.