Фигль-Мигль - Ты так любишь эти фильмы

Я, короче, позвонил, мы пересеклись на бегу, оба стремались до обморока. Урод красовался в сногсшибательном кожаном пальто. Ну или пальто красовалось на нём. Потому что, я уже сказал, этот урод был симпатичный парнишка. Баба, на которой он был женат, была в каких-то серьёзных делах; это придавало. Дополнительный блеск. От него пахло, веяло разнообразным хорошим. Кроме, понятное дело, страха. Который не пахнет диоровским парфюмом.

Пальто не пальто, но вырученной десятки хватило на то, чтобы выглядеть в хорошем смысле консервативно. Даже новые джинсы я купил проверенной классической модели, неизменной с тех времён, когда. Ничего не знали о красоте стразов и полуголой жопы. И пока рысил домой, мне казалось. Что я лечу по воздуху, как у того мазилки. Только на картинах. Летели с бабой или скрипочкой. А я — с весёленькими пакетами, в которых. Лежала новая жизнь. Не знаю, приравнивается новая жизнь к вышеупомянутому, или как. Я бы приравнял.

Дома, когда я. Переоделся и насладился видом в зеркале. Идти было ещё рано, и понятно, что. Я не книжку сел читать. Я включил телевизор.

Дорогой телевизор, ты всё тот же: злоупотребление голыми телами, предоставление услуг киллера, мат и другие приколы. (Хорошо, запиканный мат.) Мои опера были на боевом посту и по случаю наступающего. Пребывали в кавалькадном настроении. Им даже стол поставили новый, вандалостойкий. Они пока не лупили по нему кулаками, но. Ржали так, что это. Было страшнее кулаков.

Я малость отвык, или что другое. Только становилось тяжело, жутко. У оперов в глазах горело. Пожар или новогодняя ёлка — что-то, одним словом, адское. Они рассказывали интересные вещи: поймали, например, маньяка. Который планомерно резал учителей-словесников. И он дал шокирующие. Показания. Особый цинизм его действиям сообщала придумка оставлять на месте преступления шёлковый платок — прямо на трупе. Зачем? («Зачем-зачем, — говорит первый опер. — Для коллекции». — «Братка, но в коллекцию обычно берут, а не выбрасывают». — «Это постмодернистская коллекция». Ремарка: гогот громче и гаже обыкновенного.) Или вот изобличение шайки неонацистов, подозреваемых в убийстве ряда крупных культурных деятелей. Им вменили всё, что набралось по городу за отчётный период, а неонацисты. Вместо того, чтобы отрицать. Признались и в этом, и в том, что даже прокуратура не сочла гипотетически возможным. Опер-бандит заявил, что они берут на себя заведомо нереальное, чтобы. Посеять аналогичные сомнения относительно действительного. Считая себя в некотором роде экспертом, я подумал, что. Соотношение нереального с действительным в мозгах неонацистов уже давно вышло за. Пределы компетенции прокуратуры. И это никого не заботит.

Ну так вот, они рассказывали интересные вещи, но что-то в них самих. Напоминало тем, кто развесил уши. О безнаказанности любого зла, которое. Гуляло и куражилось не потому, что менты были продажны, а граждане — лишены гражданского самосознания. Зло было достаточно сильным, чтобы быть злом. Доктор Гэ эпитет «сильный» поменял бы на «честный». Опера, похоже, были члены того же клуба. И я им не верил.

Когда вышел лимит времени, гаерская парочка всех поздравила и попрощалась. («И пусть никогда ваш покой не нарушит испорченная канализация».) Я тоже сделал им ручкой. Мне тоже было пора. Телевизор замолчал и погас, я встал, бросая пульт, и услышал. Как во входной двери щёлкает замок.

Устраивая тренинг для сотрудников, основные усилия Контора тратит на то, чтобы в процессе тренинга сотрудники не входили в контакт друг с другом. Рассчитываются и возводятся сложные схемы. Выделяются дополнительные ассигнования. Не знающих друг друга ни по именам, ни в лицо — и уж конечно не снабжённых ярлыками, бирками, бейджами, штампом на лбу — делегатов расселяют по разным отелям, вперемежку с нормальными людьми. Отели расположены как можно дальше от морских курортов, мировых столиц, заповедных троп — всего, короче, что развлекает обещанием простых человеческих радостей. Медвежий угол высоко в горах, неинтересный даже медведям — вот мечта патронирующего органа.

Нетрудно сообразить, что подобные меры лишь распаляют преступное любопытство. Отчаянно при этом труся, делегаты вынюхивают друг друга и устраивают розыгрыши, жертвами которых по большей части становятся посторонние люди. Поскольку предписано выдавать себя за обычных туристов и отдыхающих, а «обычный турист» — образ довольно стереотипный, особенно в интерпретации светлых конторских умов, каждый делегат в каждом туристе видит хорошо замаскировавшегося собрата. Если ты хочешь, чтобы тебя оставляли в покое, достаточно выглядеть классическим злодеем: кожа, чёрные очки, шляпа. (На горнолыжном курорте.)