Фигль-Мигль - Ты так любишь эти фильмы

Лёха подумал, похмыкал и сказал очень мягко и тщательно выговаривая:

— Ты преувеличиваешь роль баб в моей жизни.

— В данном случае, — шипит Принцесса, — «бабы» — это метафора. У вас что, никогда не было заветной мечты помимо денег?

Лёха хочет что-то сказать, но в итоге не говорит. Ага. Не всё коту маслице.

И вот, загружаемся в авто, в пахучий полумрак, прямо в запахи. Потайная ужасная жизнь глухо рокочет в недрах машины, в её секретных местах, в уютном брюхе драбаданта, в багажнике, где тихо лежит упакованный пленник или просто труп. По радио идёт трансляция футбольного матча.

«Нет, — говорит комментатор, — с судьёй такое дело не пройдёт, он бывший полицейский. Полицейские — люди принципиальные. (После паузы.) В Голландии».

От смеха Принцесса даже не сразу может заговорить.

— А зато у нас великая литература! — наконец кричит она и смеётся.

— Как это связано?

— Ну как, как. Национальный дух концентрируется на чём-то одном, как, собственно, и дух отдельного человека. Начнёшь распыляться — привет. Человеческое сердце невместительно, а разум негибок. Им не осилить. Это в самой нашей литературе видно…

— Ну? — ободряет Лёха. — Что в ней видно?

— Не знаю, как сказать… Какая-то одновременная тоска и по истине, и по прекрасному. Это их и погубило, больших русских писателей. Нужно выбрать что-то одно.

— Хочешь сказать, истина и прекрасное исключают друг друга?

— Ловите, Алексей Степанович, на лету, — раздражается Принцесса.

— То есть прекрасное — ложь?

— Нет, не ложь!

— Тогда истина — не истина?

Принцесса делает Глубокий Вдох.

— Я не могу объяснить в строгих терминах, — выдавливает она, ненавидя себя и его за это признание. — Но чувствую примерно следующее: фальшь плохо написанной книги обесценивает любую изложенную в ней правду, а хорошо написанная книга — правда сама по себе. Только с точки зрения истины её ценность почти всегда сомнительна. Прекрасное… оно ведь ничего не объясняет, не говоря уже о доказательствах. Это данность, которую проще проигнорировать, чем бездумно принять. Как существование Бога. Если даже существование Бога так стремились и стремятся доказать, то какие могут быть шансы у искусства?

— Значит, есть правда искусства и есть истина как таковая.

— Тогда придётся выяснять, в каких они между собой отношениях.

— А они должны быть в отношениях?

— Даже вы и я, — сердито замечает Принцесса, — в каких-никаких отношениях. А казалось бы, что общего?

— Правильно казалось, ничего. — Лёха одним безмятежным движением гладит меня и Принцессино колено. — Вот этой линии и держись. А думать, что всё в мире взаимосвязано, — прямая дорога к психиатру. Так додумаешься, что из-за наших базаров цены на нефть рухнут.

— Гм, — говорит Принцесса. — А что, нет?

— Тебя не должно интересовать, «нет» или «да». Тебя это по-любому не касается.

Принцесса намеревается сказать, что цены на нефть по-любому касаются любого, но прикусывает язык. Лёха не знает, а ведь только сегодня мы имели беседу с коллегами, и коллеги вот именно что в таком духе высказывались: ещё как касается, вас, Александра Алексеевна, в первую очередь. Коллег Александра Алексеевна с презрением высмеяла — и теперь, значит, повторять их резоны? Жульство это, хотя кто поймёт. Я что, я — могила.

— Наряду с прекрасным, существует ещё одна категория: возвышенное, — непритязательно меняет Принцесса тему. — А возвышенное есть действие трёх последовательных представлений: объективной физической силы, нашего объективного физического бессилия и нашего субъективного морального превосходства. Вот ему и надо делать те попрёки, которые делают прекрасному.

— А откуда оно берётся? Наше субъективное моральное превосходство?

— Заложено в природе человека, — хмуро говорит Принцесса.

— Любого?

— А что, непохоже? Слово «субъективное» достаточно ясно указывает, что это за превосходство. Оно же в голове, понимаете? Нет никакой необходимости — да и возможности, если начистоту — подтверждать его объективными данными. Именно поэтому и вы, и я, и любое ничтожество на законных основаниях испытываем чувство эйфории и гордого волнения, глядя, например, на океан.

— А океан с каким чувством глядит?

— Это уже проблема океана. Слушайте, куда мы едем?

— Ко мне, — сообщает Алексей Степанович. — А в чём дело?

Он кладёт руку ей на колено и уже не убирает. Принцессе приходится сделать это самой.